А в ставке Гитлера в это же время обсуждалась возможность сепаратного мира с русскими. Геббельс 4 марта 1945 г. отмечал в дневнике: «Фюрер прав, говоря, что Сталину легче всего совершить крутой поворот, поскольку ему не надо принимать во внимание общественное мнение». Министр пропаганды писал и о том, что накануне крушения Гитлер очень зауважал Сталина, называл «гениальным человеком» и говорил, что сталинские «величие и непоколебимость не знают в своей сущности ни шатаний, ни уступчивости, характерных для западных политиков». 5 марта Геббельс на страницах дневника глубокомысленно рассуждал: «Фюрер думает найти возможность договориться с Советским Союзом, а затем с жесточайшей энергией продолжить войну с Англией. Ибо Англия всегда была нарушительницей спокойствия в Европе… Советские зверства, конечно, ужасны и сильно воздействуют на концепцию фюрера. Но ведь и монголы, как и Советы сегодня, бесчинствовали в свое время в Европе, не оказав при этом влияния на политическое разрешение тогдашних противоречий. Нашествия с Востока приходят и откатываются, а Европа должна с ними справляться».
Что ж, насчет «советских зверств» остается лишь прокомментировать — «чья бы корова мычала». Но надежды на возможность сепаратного мира с Москвой были, конечно же, утопией — одной из многих химер, возникавших в окружении Гитлера в преддверии полного краха. Взаимовыгодный альянс Германии и СССР уже существовал, его предал и перечеркнул сам фюрер 22 июня 1941 г. К союзным обязательствам Сталин относился куда более строго, чем Гитлер или западные лидеры. Теперь и они зауважали советскую силу, на встречах и конференциях соглашались с территориальными и геополитическими требованиями русских.
И если в СССР не было «общественного мнения», то было другое, неизмеримо большее — сплочение и общий подвиг. Были 17 млн жертв среди мирного населения, были 9 млн погибших на фронтах или уничтоженных в плену, были ужасы разрушенных городов и выжженных сел. Было массовое обращение людей к Господу, многочисленные явления святых угодников, возрождение Церкви. Было высокое чувство собственой правоты и справедливости в неимоверно тяжелой схватке. Предать свой народ Сталин никогда не захотел бы и не смог бы. Вряд ли это сумели осознать в полной мере в ставке фюрера. Но какую-то часть соображений Гитлер и его приближенные учли. Во всяком случае, до его смерти никаких шагов по сближению с СССР не предпринималось.
После выхода советских войск на Одер задергался даже твердолобый Кальтенбруннер. Ринулся по той же дорожке, что и Гиммлер с Шелленбергом. Он встречался с президентом Международного Красного Креста доктором Бурхардтом. Ухватился за начальника СД в Вене Хеттля, чьи переговоры с западными представителями он сам недавно провалил. Сейчас Кальтенбруннер велел возобновить их, уже от своего лица, говорил «о своей готовности поехать в… Швейцарию и лично начать переговоры с американским уполномоченным» — чтобы «предотвратить тем самым дальнейшее бессмысленное кровопролитие» (из показаний Хеттля Нюрнбергскому трибуналу).
Ну а те конкретные переговоры в Швейцарии, которые легли в основу сюжета «Семнадцати мгновений весны», Юлиан Семенов взял из-за того, что о них сохранилось больше всего информации. Их описали в своих мемуарах оба главных участника, обергруппенфюрер СС Карл Вольф и американский резидент Аллен Даллес. Но в действительности в этой истории роль Штирлица сыграл Мюллер, а радистки Кэт — Хайнц Паннвиц и Гуревич-Сукулов.
Вольф был доверенным лицом Гиммлера, начальником штаба СС. К концу войны он, как и его шеф, оказался на фронте. Его направили главным уполномоченным СС и полиции и представителем Гиммлера при штабе группы армий «С». Под командованием фельдмаршала Кессельринга она обороняла Северную Италию. Но итальянских промышленников совершенно не устраивало, если Милан, Турин, Генуя и другие индустриальные центры превратятся в зону боев с вполне предсказуемыми последствиями для их заводов и фабрик. Еще с ноября 1944 г. олигархи Маринетти и Оливетти выступили посредниками в наведении контактов между германским командованием и его противниками.
Среди сотрудников штаба Кессельринга итальянские промышленники самой лучшей кандидатурой для ведения переговоров сочли Вольфа. Он имел могущественного покровителя, мог вести себя более независимо. Через посредников удалось выработать условия, вроде бы выгодные обеим сторонам. Немцы должны будут сдать Северную Италию без боя, но и без капитуляции. За это американцы и англичане позволят им беспрепятственно уйти за Альпы, и Германия сможет использовать армии Кессельринга на Восточном фронте.
25 февраля 1945 г. через капитана швейцарской разведки Вайбеля была организована встреча между камергером папы римского Парилли и помощником Даллеса Геверницем. Они предварительно обменялись мнениями и договорились о прямой встрече Вольфа с американцами. Однако Вольф отнюдь не стремился смертельно рисковать собой и подставляться под возможные удары. Он решил все-таки заручиться одобрением началства и самого Гитлера. 6 марта он прилетел в Берлин, конфиденциально побеседовал с Кальтенбруннером. Тот уже и сам был готов лезть в закулисную дипломатию, инициативу поддержал.
Шеф РСХА усроил Вольфу аудиенцию у фюрера, тот сделал доклад в присутствии Кальтенбруннера и убеждал, что контакты станут полезными для рейха. Гитлера застали в равнодушном и кислом настроении, в возможность соглашения он не верил, но действовать разрешил. Точнее, не запретил. Махнул рукой — если хотите, пробуйте, все равно у вас ничего не получится.
8 марта в Цюрихе состоялась первая встреча Вольфа с Даллесом. Причем обе стороны отбросили предварительные условия, согласованные через промышленников и посредника при папском дворе Парилли. Американцы пытались интересоваться не выводом группы армий «С», а вопросом, не захочет ли она капитулировать. А Вольф втайне от фюрера и Кальтенбруннера повел вдруг свою собственную игру. Заговорил о сепаратном мире или даже союзе с американцами, если удастся избавиться от Гитлера. Причем своего покровителя Гиммлера он тоже отправлял «за борт» как фигуру слишком одиозную. Даллесу такой ход беседы понравился, он подхватил, развил, и партнеры до такой степени увлеклись, что даже принялись составлять списки будущего германского правительства! Во главу кабинета прочили Кессельринга, министром иностранных дел — Нейрата, а для себя Вольф «скромно» застолбил портфель министра внутренних дел.
У гестапо в Швейцарии работала своя агентура, и она засекла встречу. Мюллер доложил о ней Кальтенбруннеру. Тот прекрасно знал о контактах, но полагал, что Вольф работает на него. Поэтому предупредил посланца о гестаповской слежке и предостерег, чтобы был осторожнее. 19 марта состоялась вторая встреча Вольфа и Даллеса. На ней стороны условились, что на следующем этапе к переговорам должны подключиться представители военного командования, германского и американского.
Однако и Мюллер догадался, что Кальтенбруннер покрывает Вольфа. А уж в искусстве интриги шефу гестапо было мастерства не занимать. Он мгновенно переориентировался и доложил обо всем Гиммлеру. Рейхсфюрер СС был ошеломлен такой неожиданностью. Получалось, что Кальтенбруннер и Вольф перешли дорогу ему самому и Шелленбергу! Было от чего разгневаться. Гиммлер вызвал к себе Вольфа и устроил ему суровый разнос — за то, что он, «будучи дилетантом в делах разведки», полез не в свое дело. Причем полез без санкции Гиммлера и «компетентных специалистов из СД», то есть, Шелленберга. Дальнейшие контакты с американцами рейхсфюрер Вольфу запретил. Правда, тот не выполнил приказ, продолжал связи, но тайно, с повышенными мерами предосторожности.
