Ага. Убрать. Конечно. Мысли для жены вообще штука вредная.
— Моя голова. Что хочу, то и думаю. А тебя твои дела ждут, — шиплю злобно.
— Подождут. Ты для меня важнее, — припечатывает Шад, буквально занося меня в спальню. Прямым ходом направляясь к кровати.
— Попытаешься отвлечь меня сексом, клянусь, я тебе член оторву! — окончательно вскипаю я.
— И не жалко? — хмыкает внезапно гад куардистый, роняя меня на кровать. И, возвышаясь надо мной в возбужденно-голом виде, еще и подмигивает. — Мне показалось, он тебя ни разу не разочаровал.
Зарычав, я открываю рот, чтобы ответить. Набираю в грудь воздуха побольше. Да так и сдуваюсь.
Все. Достал.
Судорожно вздохнув, зажмуриваюсь покрепче. Пряча мгновенно вскипевшие на глазах слезы. Сжимаю в кулаках простыни. Отворачиваюсь, чувствуя, как поднимается к горлу ком горечи...
И в следующий миг оказываюсь в мужских объятиях.
— Прости, малыш, — бормочет теперь уже покаянно Шад. прижимаясь губами к моему виску. Садится, устраивая меня у себя на коленях, осыпая лицо поцелуями. И мои краны окончательно срывает, заставляя сотрясаться в самых настоящих рыданиях. — Прости. Я был не прав. Прости, маленькая.
Оттолкнуть бы его. Послать куда подальше. А вместо этого я позволяю себя обнимать. Ищу утешения у того, кто меня же и обидел. Просто потому, что никого у меня больше нет. Никому я не нужна. Не только в этом мире. Вообще.
— Ты мне нужна, Мишель, — хрипло отзывается на мои мысленные стенания муж. — Очень нужна. Больше жизни. Поверь.
— Ага. Как целительная батарейка. И резиновая кукла, — замечаю ядовито в ответ.
— Не смей о себе так говорить! — уже рычит. Но тут же смягчает тон. — Ты не так все поняла.
— А как еще это можно было понять? Особенно, когда ты мне ничего толком не говоришь. По-другому, кроме как пришел, трахнул, слил негатив и ушел, это не назовешь.
— Мишель... — цедит с досадой. — Я никогда бы себе не позволил сливать на тебя свой негатив. То что подпитываюсь от близости с тобой, не отрицаю. Но и отдаю тебе равноценную энергию. Свое желание, восхищение тобой, свой голод по тебе, все те эмоции, которые ты во мне вызываешь. А они, поверь, это самое светлое, что есть во мне. Я всего лишь хочу оградить тебя. Холить и лелеять. Беречь. До этого не получалось, а сейчас... Мне хочется, чтобы тебе было хорошо здесь, чтобы ты могла ни о чем не тревожиться. Наслаждаться уютом, комфортом и безопасностью. Зачем тебе мои проблемы? Зачем тебе знать, что я провел утро в застенках, допрашивая преступников? Зачем беспокоиться о том, что я обязан, как мужчина, решить сам?
— Может, потому что ты мой муж? — взвиваюсь, резко отталкиваясь от его груди, чтобы заглянуть в вишневые глаза. — Может, потому что я беспокоюсь о тебе? Потому, что я хочу помочь. Быть полезной, а не охраняемым хрупким цветочком. Об этом ты не думал, шовинист куардистый?!
Шад сводит хмуро брови. А в глазах буря из сомнений и тревог. И страха. Он... боится. Чего?
Берет мое лицо в ладони, целует в губы. Так нежно и трепетно, что в груди начинает щемить. Ну вот почему он такой? Я же устоять перед ним пытаюсь. И доказать что-то...
Прижимается своим лбом к моему, вздыхает.
— Маленькая, ты моя связанная, моя женщина. Самая близкая и нужная. Родная. Моя. Не нечаянно. Я выбрал тебя, почувствовал своей с первого взгляда. Ты единственная, ради кого я без сомнений все отдам. Жизнь, власть... все, понимаешь? В тебе моя слабость и моя сила. И я не хочу, чтобы тебя лишний раз касалась та грязь, которая вокруг меня сейчас творится.
— Но это меня уже коснулось, — возражаю тихо, чувствуя себя немного пришибленной после его слов. Это так похоже на то, что мне отчаянно хочется когда-нибудь от него услышать. — Я же не возражаю против мер безопасности. И согласна посидеть тут под всеми защитными куполами и полями, которые ты воздвиг вокруг наших покоев. И даже... могу понять, твое нежелание говорить со мной о личном. Мы действительно очень мало еще друг друга знаем. И ты не обязан пускать меня себе в душу. Просто... ты просил меня о доверии. И я... наивно полагала, что это в браке должно быть двусторонним. Потому что... я не смогу быть бессловесной куклой при тебе. Просто не смогу, понимаешь?
— Разве я прошу у тебя этого? — на скуластом лице Шада, вздымаются желваки.
— А разве нет? — прищуриваюсь. — Ты же сам сказал, что хочешь меня от всего оградить. Чтобы я сидела в уюте и безопасности и дурным голову не забивала. Извини, но ты уже определись, что тебе больше нужно. Жена или покорная наложница, которая только и умеет томно выдыхать: «Да, мой господин. Как прикажете, мой господин...»? Потому что от меня ты такого не дождешься. А будешь требовать, уйду при первой же возможности.
— Попробуй только! — рычит, буравя суровым взглядом. — Даже не думай об этом!
И снова от его эмоций воздух буквально трещит. И страх снова в них присутствует. Страх... потери?
Он боится... меня потерять?
— Тогда дай мне причину остаться, — смотрю в ответ не менее твердо. Хотя внутри все звенит натянутой струной.
— Какая причина тебе нужна, Мишель? Я и так готов все к твоим ногам положить. Что ты хочешь?
— Я хочу... — запнувшись, умолкаю, жалобно смотря на него. И дыхание спирает, мешая говорить.
Как попросить того, чего в жизни никогда ни у кого не просила? Чего научилась ни от кого не ждать? Как попросить о душевной близости и доверии? О чувстве значимости для него? Как выразить свое желание не быть одинокой?
Это... невыносимо. Я не могу это выразить и произнести. Не могу просить. Потому что не выдержу, если он откажет.
ГЛАВА 60
Молчание между нами затягивается. И напряжение нагнетается настолько, что я сама уже себе кажусь обнаженным нервом. Тронь и заискрит.
Зато в глазах Шада с каждой секундой появляется все больше понимания. А в эмоциях какого-то глубинного удовлетворения. И радости.
Чему он радуется?
— Иди сюда, малыш, — зовет ласково куард бессовестный. Притягивает к себе, прижимая голову к своей груди. — Можешь пока не говорить, если тебе так тяжело произнести вслух свои желания. Мне кажется, что я тебя понял. И, поверь, мы созвучны в своих потребностях и в том, чего хотим от брака. Обещаю, что никогда больше не дам тебе быть одинокой.
— Это звучит, как угроза, — шмыгаю носом.
— Разве? — хмыкает он.
— Ага. Я же не знаю, что ты под этим подразумеваешь? Может, мне теперь даже уединение не светит? Впрочем, о чем это я? С этой штукой за ухом, мне оно и так не светит.
— Это не так, — качает Шад головой. — У меня не так много времени, чтобы слушать твои мысли. Лишь изредка тянусь к тебе и проверяю, как ты. И если для тебя это так важно, я добавлю для тебя в настройки возможность экранировать свой разум. Но только после того, как будет задержан Хасмиер. А пока мне жизненно необходима возможность в любой момент удостовериться что с тобой все в порядке.
