А так можно было? Экран, значит? И ведь даже не подумал мне об этом сказать. Стукнуть бы его, но обниматься мне сейчас приятней. Нервы успокаивает.
— Правильно. Обниматься гораздо лучше, чем драться. А не сказал я, потому что не был уверен, как ты на это отреагируешь.
— Думал, что я сразу потребую исправить эти настройки и закрою тебе доступ к своему мозгу? — фыркаю понимающе.
— Да, были такие опасения, — признается муж. И вот ни капли раскаяния в голосе.
— А ты все возможные проблемы в наших взаимоотношениях будешь пытаться предотвращать методом недомолвок? — не выдержав, снова даю волю пока не унявшейся обиде.
— Есть вещи, которые тебе лучше не знать, Мишель, — упрямо возражает Шад. — Меня воспитали в семье, где законом было то, что мужчина оберегает свою женщину. От переживаний и волнений тоже. Проведенное на Земле время заставило меня многие вещи пересмотреть, но не данные отцом установки, говорящие о том, что связанная, да еще фуэнта — это драгоценный дар, которого не должны касаться проблемы ее мужчины.
— Такие отношения были между твоими родителями? Отец берег мать от всего, да? — уже гораздо спокойней интересуюсь я, зарываясь в его объятия покрепче.
Понимаю, что надо бы мужа отпустить. У него дела и все такое, но мне так хорошо сейчас в его руках. Так хорошо просто разговаривать с ним. И так хочется узнать о нем больше. Как от такой возможности отказаться?
— Да, Мышка. Мой отец очень любил свою хрупкую и нежную связанную. Между ними была огромная разница в возрасте. Он встретил свою фуэнту уже на закате своей жизни. Почти в трехсотлетием возрасте. И до самой своей смерти относился к ней, как к юной девочке. Больше всего жалея, что не смог прожить с ней больше.
И вот тут я чувствую, как что-то коротит в мозгу и отваливается челюсть.
— В каком-каком возрасте он встретил свою фуэнту? — отстраняюсь я от мужа. — Трехсотлетием?
— Почти. Ему было двести восемьдесят три, — как ни в чем не бывало, объясняет мне Шад. — Я же скидывал тебе общую информацию о куардах. Мы долгожители по вашим меркам. Живем около трехсот-четырехсот лет.
— Я как-то упустила этот момент из виду. Информации было слишком много. Всю осмыслить еще не успела, — признаюсь с чувством неловкости. Так требовала информацию, а как дали, получается, и не проработала ее толком.
— Малыш, это не рабочее задание. Осмыслишь, когда будет время и желание, — хмыкает Шад.
О, времени у меня, судя по всему, будет более чем достаточно. Сидя взаперти и под охраной можно много чего обдумать. Но сейчас меня беспокоят другие моменты. Если куарды живут так долго, то логично предположить, что Шаду может быть гораздо больше, чем я изначально думала. И он может жить гораздо дольше, чем я. То есть, я состарюсь и умру, а мой муж будет по-прежнему молодым. Как-то... пугающе.
Но искусственно напичканный знаниями мозг тут же выдает мне справку, что брачная связь куардов означает связанные жизни в буквальном смысле. Как это?
— Это означает, что ты проживешь не меньше меня. И мы с тобой угаснем вместе после долгой совместной жизни, — тут же отзывается Шад.
— И умрем в один день? — вырывается у меня нервный смешок.
— Скорее всего, — улыбается поглаживая мою спину.
— Так сколько тебе лет? — поднимаю я на него взгляд.
— Я довольно молод по куардовским меркам. Мне всего сорок пять.
В глазах мужа пляшут лукавые смешинки. А я выдыхаю с некоторым облегчением. Сорок пять воспринять гораздо легче, чем семьдесят допустим. О том, что это означает для меня и как мне принять мысль, что я благодаря мужу буду жить на три сотни лет больше, подумаю потом.
— А Хасмиеру сколько? — даю волю своему любопытству.
— Семьдесят два, — морщится от упоминания о брате Шад. — Давай, пойдем позавтракаем вместе, малыш. Я тут понял, что не прочь выпить еще чашечку кофе с тобой за компанию.
— А как же твои дела?
Вот теперь я даже начинаю чувствовать себя виноватой. Выпросила внимание мужа. Получается, он из-за меня все откладывает. Может, у него там что-то очень срочное было, а я тут истерику не вовремя вздумала закатывать.
Сжимаю его запястье.
— Шад, не надо, если тебе нужно идти. Я уже успокоилась. Спасибо, что утешил и все объяснил. Об остальном действительно можем позже поговорить.
— Прекрати, — чмокает меня в губы. — Ничего катастрофичного не случится, если я задержусь еще на полчаса. Мне и самому хочется провести это время с тобой. Пошли.
С этими словами он помогает мне подняться с его колен. И сам встает.
Завтрак Марали накрыла для меня в небольшой уютной столовой. И, войдя в комнату за руку с Шадом, я сразу же замечаю, что распахнутые двери и украшенные ажурными ставнями окна выходят на террасу и тот самый волшебный дворик, в котором ночью так красиво мерцали светлячки.
Застывшая у накрытого стола служанка, увидев нас, тут же склоняется в низком поклоне.
— Мой господин, подать... — взволнованно начинает она.
— Ничего не надо, Марали. Я буду только кофе.
— Как прикажете, маликсар, — благоговейно кивает моя служанка. Но хорошо хоть без намека на женский интерес. Зато я замечаю изрядное количество почтительного трепета перед суровым правителем.
В строгом темном восточном наряде, в который Шад успел облачиться, пока я приводила себя в порядок, он вообще выглядит ну очень грозно и впечатляюще. Прям мурашки по коже. Особенно на контрасте со мной, одетой лишь в тонкое летящее белое платье, украшенное вышивкой, и мягкие домашние туфли.
— Марали связанная одного из гардов, охраняющих наши покои, — зачем-то сообщает мне муж, когда мы остаемся в столовой одни. Бросает на меня лукавый взгляд: — У них крепкий гармоничный союз, и другими мужчинами она не интересуется.
Черт. Заметил. И моя ревность Шада, кажется, здорово тешит.
— Ты говорил, что провел утро, допрашивая преступников, — меняю я тему, чувствуя, как начинают гореть щеки. — Своего первого советника допрашивал, да?
— Да, — кивает хмуро. Выбранная мною тема ему явно не по душе.
— Он признался? — интересуюсь осторожно.
Несколько секунд Шад молчит, мрачно рассматривая кофе в своей чашке. Явно взвешивая, что мне говорить. И наконец отвечает:
— Он согласился открыть мне разум. Но когда я попытался его считать, нарвался на ментальный блок-ловушку. В результате Юргар сейчас в отключке и допросить его нет возможности, пока не придет в себя. Если ему мозги не выжгло, конечно.
Так вот от чего Шада голова так сильно болела.
— А ты... в порядке сейчас? — тревожно всматриваюсь я в лицо мужа.
— Да, малыш. Я успел закрыться. Меня почти не зацепило. И благодаря твоей энергии уже все прошло. Ты сильно на меня обижаешься за то, что я пришел к тебе за сексом? — напряженно всматривается он в мои глаза в ответ. — Признаться, я не думал, что тебя это так оскорбит. Тебе ведь нравится близость со мной. И я ни за что не причинил бы тебе вреда.
