- Нет, ты сам говорил: если обидел - нужно извиниться.
- Правильно, но я не обижал.
- Обижал, она плачет! – упрямо повторяет дочь.
Вздыхаю. Женщины! С детства нелогичны. И ведь Поля манипулирует моими же словами.
- Хорошо, - раздраженно кидаю я и прохожу в игровую, где на маленьком стульчике сидит девушка и плачет, размазывая тушь по глазам какой-то сухой салфеткой. Она настолько глубоко в своей обиде, что не видит меня. Пытается быть тише, кусая губы, которые уже становятся красными от ее зубок. Маленькая, хрупкая, содрогается и комкает строгое черное платье с белым воротничком, как у школьницы. На ногах балетки и плотные колготки, на голове пучок. Похожа на первокурсницу. Кто ей доверил воспитывать детей? Она сама ребенок. В данный момент очень обиженный ребенок.
С минуту рассматриваю девушку, сжимаю переносицу. Пытаюсь утихомирить боль, которая давит на глаза. Женщины сегодня решили меня доконать.
- Почему вы плачете? Не так я был груб, как вы рыдаете.
Девушка замолкает, замирает, с минуту просто смотрит в пол, а потом поднимает на меня заплаканные глаза, распахивая их в удивлении. На секунды меня сносит от ее голубого, кристально чистого взгляда. Нереальные глаза, словно не настоящие. Голубые, с синей радужкой, слезы делают их хрустальными. Не может быть таких глаз. Это явно линзы. Опускаю взгляд на ее искусанные губы, и в голове возникает ненормальная мысль. Я хочу знать, какие они на вкус. Попробовать их вот такие искусанные, покрасневшие, немного припухшие и соленые от слез. Сумасшествие какое-то. Я явно сегодня не в себе.
- Что вы сказали? – переспрашивает девушка, быстро моргая. Ресницы у нее длинные, с мелкими капельками слез. Завораживают. Черт! Хочется врезать себе, чтобы прийти в норму. Смирнов, она младше тебя лет на шестнадцать. Очнись!
- Я говорю, не стоит так близко воспринимать мои слова.
- При чем здесь вы? Я не из-за вас плачу! - девушка ведет плечами, словно пытается сбросить с себя мой взгляд.
- В чем тогда трагедия? – мне должно быть плевать, но я почему-то задаю этот вопрос.
- Это личное, - она встает со стула, разглаживает юбку, идет к своему столу, вынимает из ящика влажные салфетки, утирая слезы, смотрясь в зеркальные дверцы шкафа.
- Ну и отлично, - выдаю я. - Хорошего вам вечера, - выдыхаю и выхожу к уже одетой Полине.
- Ты извинился? – прищуривается дочь.
- Да, - беру ее за руку и веду на выход.
- Агния Александровна тебя простила? – не унимается она.
- Да! – киваю для убедительности. Агния, значит… Кто ей дал такое имя? Хотя цепляет… И имя тоже. Необычное.
ГЛАВА 2
Олег
Обычно бытовыми покупками занимается няня Поли и готовит моей дочери тоже она, но сегодня эта обязанность легла на меня. Мы заезжаем в маркет недалеко от детского сада, покупаем все необходимое, немного вредных сладостей для Полины, которые она слезно выклянчила у меня. Ошибочно полагать, что родители имеют влияние на детей, иногда мне кажется, что все происходит наоборот.
И вот моя хулиганка поедает мармеладных червяков на заднем сиденье и рассматривает украшения и мерцающие огни предновогоднего города.
- А мама мне что подарит?
- Не знаю, это же подарок.
- А она приедет?
- А ты хочешь?
- Да, - кивает, настороженно посматривая на меня в зеркало заднего вида.
- Тогда приедет.
- А Дед Мороз мне что принесет? – не унимается моя болтушка.
- Ты вообще-то была плохой девочкой, - строго говорю я.
Какой-то лихач подрезает меня на обледенелой трассе, и машину немного заносит.
- Твою… – глотаю ругательство, оглядываюсь на перепуганную дочь. Она пристегнута, все хорошо, но из-за резкого маневра у нее рассыпались сладости. – Ты как, принцесса? – Моргает, приходя в себя.
- А можно их есть? – спрашивает, собирая «червячков».
- Нет, Полечка, мы купим еще.
Дочь кивает, но хмурится, с сожалением смотря на свои вредные сладости. Сам пытаюсь отдышаться - немного тряхнуло от испуга за дочь. По сути, она - все самое ценное, что есть в моей жизни. То, ради чего я стремлюсь быть лучшее, сильнее и обеспеченнее.
Останавливаюсь на светофоре напротив сквера и барабаню по рулю, пытаясь привести мысли в порядок.
- Папа, там Агния Александровна! – вскрикивает дочь, тыча пальцем в стекло. Перевожу взгляд на сквер и вижу там девушку.
Я не узнал бы ее в длинном белом пуховике и в шапке, из-под которой свисают белокурые локоны, она похожа на Снегурочку. Но верю дочери, что это ее воспитательница. Девушка сидит на заснеженной лавочке, греет руки, дыша на них, и, похоже, никуда не спешит. На улице минусовая температура, уже темно – не самое лучшее время для посиделок в парке. Тем более явно видно, что девушка замерзла. И мне должно быть все равно - мало ли, может, она кого-то ждет, но я не свожу с нее глаз. Вижу, как достает из кармана телефон и что-то листает замерзшими пальцами, потом вздыхает и убирает телефон в карман. Без перчаток, губы уже дрожат.
Позади меня сигналит машина, призывая начать двигаться.
- Папа, давай довезем ее до дома? - предлагает Полина. – Она замерзнет.
Оглядываюсь назад, когда мы проезжаем сквер. Ты же моя заботливая девочка.
- Нет, Поля, твоя воспитательница знает, что делает, - по крайней мере, я надеюсь, что она знает. Меня ужасно утомил этот день. И женщины…
- Папа, - начинает ныть Поля, отстегивает ремни кресла и поднимается на колени, чтобы оглянуться назад, на чёртов сквер.
- Поля, что ты делаешь? Сядь на место! – злюсь, но дочь проявляет упрямство. Не завидую я ее будущему мужу, моя дочь умеет добиваться своего. – Сядь, и я вернусь за твоей воспитательницей! – дочь тут же опускается, пристёгиваясь. Разворачиваюсь в надежде, что девушка уже ушла. Но нет, эта дурочка так и сидит на обледенелой лавочке. Паркуюсь на обочине, отстегиваюсь и оглядываюсь на дочь.
- Сиди смирно.
Выхожу из машины, плотно застегивая пальто, и поднимаю воротник. Подхожу к девушке. Дрожит вся, губы уже синие, но все равно продолжает сидеть на морозе. Кожа бледная, а щеки горят алым румянцем. Снегурочка. Еще немного - и все себе отморозит. Она настолько замерзала, что не видит меня, глядя на свои ноги.
- Перчатки возьми, - достаю из кармана свои кожаные перчатки и протягивая девушке.
- Что? – поднимает на меня нереально голубые глаза и смотрит растерянно, словно потерявшийся ребенок.
- Я говорю, надень перчатки и встань с лавки, - перехожу на «ты», поскольку не могу общаться с молодой девушкой официально. Ну и дурочка она маленькая. – Нельзя долго сидеть на морозе - кровь не циркулирует. Но если твоя цель замерзнуть и уснуть вечным сном, то дерзай.
