Но мое сознание царапнула неожиданная мысль, которую я тут же озвучил в виде вопроса:
– Погоди-ка. А отчего же вы ходите с грузинами в дозор? Баграт находится по-прежнему в Джавахети?
Десятник смутился, замялся и нерешительно ответил:
– Нет. Севаст приказал нам оставаться в Цунде и защищать город от агарян, сам отбыл на север. А позже, когда султан покинул Грузию, Баграт передал нам через Никодима, единственного уцелевшего турмарха, что принимает всех нас на службу. Вот, ищем теперь отставших от агарянской рати гулямов, что всю зиму грабили округу…
Я на мгновение опешил и, придя в себя, внимательно посмотрел в глаза невысокому крепышу-греку.
– И что, вы все с радостью согласились?!
Искреннее негодование, сверкнувшее в глазах Нифонта, и ненаигранное возмущение в его голосе меня несколько успокоили:
– Как можно?! Наш дом в Таврии, а тут… Тут все чужое, – с грустным вздохом закончил десятник.
– И что же, никто не воспротивился? Не попытался выступить против этой подлости?
Лицо грека исказила невеселая улыбка, скорее даже ухмылка.
– А кто мог бы всех нас повести? Воины думали, что ты, стратиг, погиб, в строю осталось всего четверо декархов и ни одного турмарха, кроме Никодима. Но севаст дал ему титул азнаури и приблизил к себе. Поэтому все надеялись, что прибудут люди царя Ростислава, и уже тогда мы покинем Грузию…
– Ждать пришлось бы долго.
Десятник что-то ответил, но я уже не слушал его, погрузившись в раздумья.
Итак, теперь все стало на свои места. В разбитом воинстве уцелел лишь один тысяцкий, его банально купили – и Баграт получил под свое начало довольно крупный воинский контингент. С точки зрения разума – все четко и правильно, проигравшей стороне особенно нужны воины. С точки зрения морали – царь Грузии законченный негодяй, который знает, что за совершенное вероломство ему ничего не будет. Не смогут мои стратиоты самостоятельно покинуть страну, а Ростислав никоим образом не сможет воздействовать на нечистого на руку союзника, которого отделяют от него владения аланов.
Поломав голову над тем, как же лучше поступить в сложившейся ситуации, и наконец придя к решению, я спросил у идущего рядом Нифонта:
– Так что же случилось в битве с султаном? Почему мы сражались едва ли не со всем войском торков?
Грек понятливо кивнул и начал подробно рассказывать:
– Агаряне подготовили для ясских алдаров и грузинских азнаури ловушку – их лучшие всадники-гулямы сумели укрыться в долах между горами. И когда легкие стрелки в спешке отступили, а тяжелая конница союзников устремилась вслед, воины султана опрокинули голову их колонны одним ударом. Погибли сотни воинов, многих оттеснили прямо в воду, а дальше на тропе началась рубка лоб в лоб, практически равными силами. Говорят, сеча там была лютая! Между тем позади гулямов встали все пешие лучники султана, они буквально засыпали стрелами дружинников.
После короткой паузы десятник продолжил:
– Может, агаряне и не взяли бы верх в том бою, да только они сумели найти удобный брод через реку, и, когда на нашем берегу шла рубка, большой отряд легких всадников врага показался на противоположном. Их стрелы ударили грузинских и ясских ратников с левого, не защищенного щитом бока, и лучники били, пока не опустели колчаны. А после враг пошел дальше, смещаясь к хвосту грузинского войска, и Баграт приказал отступать, посчитав, что агаряне могут переправиться и запереть его рать в долине. Грузинские дружины двинулись прочь, а их отступление прикрыли отряды алдаров. Говорят, ясы бились до последнего человека, да только кто из нас там был? Но в любом случае султан уже не смог преследовать севаста. После боя он, как позже выяснилось, покинул пределы Джавахети.
– Вот так просто ушел? И ничего не потребовал?
Нифонт усмехнулся:
– Ну почему не потребовал? Потребовал. Платить дань и выдать за него одну из дочерей севаста.
– И что Баграт?
– Баграт? – Воин пожал плечами. – Да кто же его знает? Нам о его решениях не докладывают…
Половина уцелевших ратников стояла здесь же, в Цунде. По моему приказу воины Нифонта бросились поднимать стоящих на постое греков, хотя грузины и начали возмущаться. Да не тут-то было! После всего пережитого этой зимой, начиная с разгрома Алп-Арсланом и заканчивая известием, что Баграт «присвоил» моих людей, в сердце кипела лютая ярость, которая пока не нашла выхода. Поэтому одного выразительного взгляда и руки, демонстративно легшей на рукоять сабли, хватило, чтобы возмущенные охладили свой пыл. Конечно, против нас с Добраном они, может, еще что-то и предприняли бы, да только мой жест был сигналом для воинов Нифонта, также схватившихся за клинки. Пришлось грузинам отступить…
С монахами, немного напуганными нашей стычкой (впрочем, после бойни в скиту они и так потеряли душевный покой, хотя за спасение благодарили искренне), мы тепло распрощались у ворот собора на центральной площади города. Поднятые по тревоге стратиоты уже начали строиться здесь же, ровными рядами, со всем штатным оружием в руках. Восторженное, счастливое выражение их лиц растопило холодок в душе и невольно вызвало у меня улыбку. Дождавшись, пока построение закончится, я поднял руку – и негромкий гул над рядами воинов тут же стих.
– Приветствую вас, воины!
– Приветствуем тебя, стратиг!!!
Губы вновь невольно расплылись в улыбке при виде искренней радости и молодцеватой бодрости греков и немногих русичей. Поэтому я не смог говорить с ними жестко и зло, как планировал поначалу. В итоге получилось скорее пусть и строго, но торжественно:
– Стратиоты царя Ростислава! Вы храбро бились с превосходящим врагом, я горжусь вами!
Одобрительный гул побежал по рядам воинов.
– Но также вы утратили мужество при известии о моей гибели и побежали. В Древнем Риме, наследниками легионов которого вы являетесь, за такой проступок следовала децимация!
Кажется, воины несколько напряглись.
– Но мы не в Древнем Риме. И потому за это бегство наказания не последует.
Я сделал короткую паузу и, когда на лицах воинов уже появились улыбки облегчения, продолжил:
– Однако в следующий раз, если вы побежите, я лишу вас звания стратиотов. Вас – и ваших сыновей, и ваших внуков. А если враг нападет, так пусть на крепостные стены выходят ваши жены. Я верю, что за детей своих они будут биться мужественнее, чем их мужья-трусы!
Над площадью повисла тягостная, давящая тишина, и теперь мои слова разносились над ее пространством так, что каждое отчетливо слышно в любом ее уголке:
– Поймите, что бегством своим вы обрекли себя на гибель. Лишь Божья помощь в виде пошедшего в горах снега спасла вас от преследования агарян и скорой смерти под их клинками. Ибо спасающееся бегством войско уподобляется стаду бестолково мечущихся баранов, которых только догоняй да режь!
