Что произойдет в таком случае со мной? Из сострадания меня приютит кто-нибудь из дальних родственников, поскольку близких нет. Люди если не бедствующие, то ведущие счет каждой монете. Дальше начнется жалкая жизнь, когда основным занятием станет непрестанно выражать им благодарность за то, что не покинули в трудную минуту.
Или, как выбор, существование на те подачки, которыми меня одарят былые поклонники. Слава проходит быстро, и в конце концов наступит момент, когда придется клянчить деньги у тех, кто окончательно еще не отвернулся от меня. Я уже думал об этом и пришел к выводу, что лучшим выходом из ситуации будет щелчок курка по капсюлю. Или, скорее всего, по кремню. Из какого-нибудь дрянного пистолета, поскольку ту пару «Сартрониксов», которая будет украшением любой коллекции, к тому времени наверняка продам. Чтобы протянуть какое-то время в надежде непонятно на что.
Мне не удастся выйти из этой игры по собственному желанию, бросив карты на ломберный стол, поднимаясь на ноги и заявляя: «Все господа, деньги кончились, а играть в долг считаю для себя неприемлемым». Я оказался заложником ситуации, когда поднялся на самую вершину, о которой, кстати, когда-то страстно мечтал. Выходом будет только моя смерть, с которой успел смириться, или нечто подобное, что происходит сейчас с Огюстом. Но ничего другого. Каждый день приходят новые люди, они мечтают оказаться там, где нахожусь я, и любой из них считает свое искусство более высоким, нежели мое. Это неизбежный процесс, и в нем нет ничего нового. Ну разве что отменят дуэли как таковые. Что уже пытались сделать и будут пытаться еще.
– Пойми, Даниэль, никому и в голову не приходило использовать тебя втемную. О том, что в дело вступит Шестой Дом, никто даже предположить не мог. О нем так долго не было слышно, что практически у всех появились сомнения в том, что он существует вообще. Кстати, в письме, которое я с нетерпением жду, должно быть все, что отец смог собрать об этом Доме. Прочитаешь его сам, у меня от тебя секретов нет.
Клаус все говорил и говорил, и я продолжал его слушать. Не прерывая и не задавая вопросов. Одни из них казались мне лишними, ответы на другие вряд ли он сможет мне дать.
Наконец он умолк. Клаус во многом прав, государства рушились и по куда более незначительным причинам. Яркий пример тому расположенный по соседству с Нимберлангом Каридад. Не более чем полвека назад он был огромным королевством, и что от него осталось? Крошечная, меньше провинции местность, полностью зависимая от Нимберланга. Все в нем начиналось примерно так, как и в родной мне Ландаргии: смерть короля, грызня за его трон, в стране разброд, стремление провинций к самостоятельности. Как следствие, волнения и мятежи.
– Даниэль, согласись, занятие нам предстоит куда более азартное, чем шахматы, карты или даже дуэли. И ставки не идут ни в какое сравнение.
– Соглашусь, – без всяких колебаний кивнул я. – Остается только надеяться, что моя фигура – не пешка.
– Нет, совсем нет, Даниэль. Ни сейчас, ни потом.
На шахматной доске, благодаря стараниям Клауса, оставалась одинокая фигура короля. Что вполне могло произойти и совершенно случайно.
Я смотрел в окно. На дворе стоял замечательный солнечный день. Особняк, в котором мы находились, располагался на возвышенности, и отсюда хорошо была видна окраина города и начинающиеся за ней степи. Где-то за ними и находится нужный нам Клаундстон, куда путь лежит через неспокойный Финлауст.
Затем на площади появилось несколько человек, и мое внимание переключилось на них.
Впереди шел высокий худой Корнелиус. Вот у кого всем нам следовало бы поучиться, ведь честь – это прежде всего исполнение своего долга. Отставая от него на шаг, шла Сантра. Даже отсюда хорошо можно понять, какая у нее великолепная фигура.
Старшая Матерь, вспомнилось мне. Дом Вечности – наиболее многочисленный из всех. И самый влиятельный. Пусть даже влияния у него в последнее время и поубавилось.
Без всякого сомнения, замечательно иметь рядом с собой человека, который видит твое окружение если не насквозь, то полупрозрачным. Во всех отношениях удобно. Особенно в том случае, когда у него не фигура, а само совершенство. И такая страстность, с которой мне ни разу, при всем своем опыте, сталкиваться не приходилось. Но тут напрашивается вопрос: внезапно проснувшееся чувство ко мне, а заодно и неожиданное признание, не являются ли они следствием того, что Сантре стали известны некоторые обстоятельства? Еще одна загадка, которую мне придется решить среди всех прочих.
– Даниэль, у тебя есть еще вопросы?
Клаус сар Штраузен, ты и не представляешь, насколько их много! Опасаюсь только, даже на часть из них не в состоянии дать ответ ни ты, ни твой отец.
– Да, конечно же, – сказал я, и Клаус посмотрел на меня со всей готовностью, которая только возможна. – Не знаешь, чем нас собираются потчевать на обед?
