– Ваши величества, – говорит Бракен и, раскинув руки, низко кланяется. Дети, продолжая цепляться за отца, делают то же самое с заученным изяществом. Даже робкий, дрожащий Майкл. – Не хватит никаких слов – и в мире нет столько золота, – чтобы выразить мою благодарность, но будьте в ней уверены.
Взгляд принца падает на меня, и я гордо вскидываю голову. Я спасла его детей собственными руками. Об этом не забудут.
– Располагайте моими военными объектами и всеми ресурсами, какие у нас есть. Мы – ваши союзники в войне с теми, кто подрывает основы нашего мира.
Шевельнув пальцами, Мэйвен жестом просит Бракена выпрямиться.
– Я благодарен вам за столь щедрое обещание, – отвечает он – воплощенные притворство и поза. – Вместе мы положим конец тому, что устроил мой брат.
Что-то мелькает в глазах Бракена. Возможно, усмешка. Распознает ли он ложь? «Тиберий Калор не развязывал войну. Этот грех лежит на Красных мятежниках». Я сглатываю, и во рту у меня внезапно пересыхает. Алая гвардия начала действовать в Озерном крае в ответ на необходимые меры, которые предпринял мой отец. Тем не менее, если они и грешники, мы допустили их существование и позволили заразе распространиться. Мы тоже виноваты.
– Вместе с Озерными, – добавляет Бракен.
И снова я замечаю усмешку и чувствую, как к моим щекам приливает жар.
– Конечно. Мы будем поддерживать Мэйвена Калора до конца.
«Но не слишком щедро. Меньше войск, меньше оружия, меньше денег. А остальное будет тщательно сберегаться в ожидании той минуты, когда оно больше всего нам понадобится».
Мои щеки горят, прямо-таки пылают, когда губы Мэйвена касаются моего лица в целомудренном символическом поцелуе.
– Мы отличная пара, не правда ли? – спрашивает он, повернувшись к Бракену.
Я подавляю желание сдержать слово и пригвоздить Мэйвена к полу, а затем утопить его, к полному своему удовлетворению.
– О да, – бормочет Бракен. Темные глаза перебегают с Мэйвена на меня. – Но, к сожалению, пока особого прогресса нет. Я послал за шепотами и певцами принца Деньярда, – он указывает на стоящего позади мужчину в изумрудном венце. – Но они еще не прибыли, и я не хочу рисковать, пока пленных как следует не допросили.
Я поворачиваюсь к ближайшей камере, надеясь скрыть отвращение при мысли о шепотах и певцах, которые должны приехать сюда. Ни тем, ни другим нельзя доверять – но я держу рот на замке.
Мужчина в камере смотрит на меня; в полутьме его глаза напоминают горящие уголья. Он смугл, как и я, но с красноватым оттенком. Черные волосы кудрявы, ухоженная борода – тоже. На нем темно-зеленая монфорская форма. На груди и на предплечьях зияют дыры и торчат нитки. От спешно сорванных нашивок. Я прищуриваюсь, и он тоже.
– Какое у тебя звание, солдат? – с усмешкой спрашиваю я, приближаясь к решетке.
Бракен и Мэйвен у меня за спиной затихают.
Бородач молчит. Подойдя ближе, я замечаю под глазом у него шрам. Слишком аккуратный, чтобы быть результатом несчастного случая. Хорошо залеченный. Идеальная прямая линия.
Я кивком указываю на шрам.
– Кто-то специально оставил тебе эту отметину, не так ли?
– Вы говорите так, как будто Серебряный, который повалил меня наземь и изуродовал, оказал мне честь, – отвечает он.
Он говорит неестественным тоном, слишком медленно, точно ему приходится тщательно обдумывать каждое слово. Я вновь смотрю на шрам. Интересно, что он сделал – или чего не сделал, – чтобы заслужить такое наказание.
– Когда прибудут ваши шепоты, – говорю я, оглядываясь на Бракена, – начните с этого человека. Он не просто рядовой. Он много знает.
Губы у Мэйвена вздрагивают; он почти улыбается.
– Конечно, – отвечает Бракен. – Мы начнем с этого глупого Красного, правда? – воркует он, направляя детей к двери. Те дружно кивают. Принц и принцесса выглядят гораздо младше своих восьми и десяти лет. – Тогда вы поймете, что их нечего бояться. Они – просто пустое место. Ничто.
И вновь Майкл прячет лицо в складках отцовского одеяния.
Шарлотта, напротив, вскидывает голову. У нее на смуглой коже россыпь веснушек. В Монфоре волосы у девочки были забраны назад в тугой пучок. Теперь она одета, как подобает принцессе, в расшитый белый шелк, и ее многочисленные косички украшены аметистами. Я наблюдаю, как она шагает за отцом, и по бетонному полу тянется маленький шлейф. Ее платьице похоже на свадебный наряд, и я задумываюсь, кому продадут Шарлотту, как продали меня, когда придет время.
Мы движемся дальше, вдоль камер, и я возвращаюсь к подсчетам. Мэйвен размахивает руками на ходу, почти ликуя. Все-таки победа произвела на него эффект.
– Я не знала, что ты способен радоваться, – негромко произношу я, и он смеется. Этот смех режет, как стекло.
Мэйвен недружелюбно усмехается, и в его глазах я вижу дикий, безумный блеск.
– Ты неплохо подражаешь Мэре Бэрроу.
Я отвечаю такой же усмешкой, балансируя на лезвии ножа:
– Что ж, ты хотел, чтобы она стала твоей королевой, – значит, и я могу сыграть ту же роль.
Снова взрыв смеха. Мэйвен смотрит на меня внимательно, словно изучая картину.
– Это ревность, Айрис?
Я напрягаюсь под пристальным взглядом супруга; мои мускулы напряжены, как свернутая пружина.
– Нет, – со вздохом отвечает он сам себе, продолжая улыбаться. – Как я уже сказал, мы отличная пара.
Сомневаюсь.
– Кто-то здесь произнес мое имя?
Мэйвен резко останавливается, наморщив лоб в откровенном замешательстве. Он смотрит через плечо, на камеру у нас за спиной.
Этот голос принадлежит бородачу со шрамом. Он прислонился к решетке, свесив руки в проход, и смотрит на нас с вызовом, приподняв бровь.
– Ты слышал меня, Мэйвен, – говорит он.
Его голос звучит не так, как раньше. Сильнее, быстрее, мощнее. Он напоминает скрежет ножа по камню.
Мы растерянно смотрим на бородача. Я, по крайней мере.
Мэйвен как будто разрывается между убийственной яростью… и надеждой?
Мужчина усмехается.
– Ты скучал по мне? – спрашивает он. – Кажется… да.
Я слышу скрип кости о кость. Скрежет зубов.
Мэйвен выдавливает одно-единственное слово:
– Мэра.
14. Мэра
– Он знает, что это ты.
Все мы как будто разом делаем вдох. С огромным усилием.
Внезапно комнатка в недрах дворца Самосов кажется слишком тесной. Я инстинктивно поворачиваюсь к Фарли. Та смотрит на меня. Горло у нее движется, она с трудом сглатывает, и я тоже. Но тут же Фарли собирается с духом, преисполняясь решимости.
