– Не вмешивайся, Юри! – огрызнулся на него маг. – Это не твое дело. – Тем не менее он выпил содержимое флакона, после чего опустил голову на решетку. Выглядел он так, будто вот-вот опять отключится.
Маэль воспользовалась возможностью и нанесла бальзам на его искусанные губы. Секунду он терпел, затем отдернул голову:
– Оставь это.
Юри тихо загудел и замотал головой, и я могла лишь согласиться с его мнением. Эйден не должен так себя вести, мы слишком многим рисковали, чтобы ему помочь.
– Повернись, – велела Маэль, наоборот, с удивительной мягкостью. – Я не буду прикасаться к тебе больше, чем это необходимо, обещаю.
С огромными усилиями и нескончаемым набором ругательств он выполнил приказ. Решетка мешала, однако Маэль срезала остатки его рубахи. Она даже не пикнула, когда все его раны стали полностью видны, а мне пришлось бороться с рвотными позывами. Спина Эйдена состояла сплошь из сырого мяса и рубцов от старых увечий.
Она бережно покрывала их мазью, бормоча при этом заклинания, которые, к сожалению, оказывались совершенно бесполезны. При этом лицо у моей сестры скривилось, словно она пыталась не заплакать. Нечто, что было абсолютно нетипично для Маэль. Эйден вздрогнул всего один или два раза, когда она провела пальцами по его боку, в остальном же не издавал ни звука.
Я подала Маэль бинты.
– Мне заняться рубашкой?
– Было бы неплохо. Но так, чтобы не очень бросалось в глаза.
– Постараюсь. – С тряпками в руках я прошла чуть дальше вдоль коридора, надеясь, что самарий блокировал колдовство только в камере Эйдена. И действительно – у меня получилось кое-как починить и отчистить ткань.
Вернувшись, я протянула ему рубаху через железные прутья. Маэль, которая уже закрепила повязку у парня на спине, помогла ему ее надеть.
Застегиваться он не стал.
– Дай мне мазь.
– Нет, ты повернешься ко мне, и я обработаю порезы у тебя на груди.
– Забудь.
– Ты упрямее ребенка.
– Сначала расскажи мне, что случилось. Часть я подслушал у охранников, но хочу подробный доклад.
– Доклад? Ты что, рехнулся? Я не один из твоих рыцарей. И ты не имеешь права мной командовать.
– Очень жаль, между прочим. Вы принесли что-нибудь поесть и попить?
Маэль смущенно посмотрела на меня, а потом покачала головой.
Юри ответил чем-то вроде лая, что однозначно выражало недовольство.
– Взгляни на его лапу, – проворчал Эйден. – Он посадил занозу, и рана постоянно открывается.
Маэль ничего не сказала, а просто собрала свои вещи. Убедилась, что точно не забыла ничего, что могло бы нас выдать. А закончив, сунула Эйдену в руки мазь и повернулась к Юри.
Тот бросился в дальний угол своей клетки и поджал ноги к животу, недовольно подергивая белым чешуйчатым хвостом.
– А ну хватит себя так вести, – раздраженно буркнула Маэль. – Покажи мне свою лапу. Живо. На сегодня мне хватит и одного капризного пациента.
Юри осторожно вернулся к решетке и вытянул сквозь нее лапу. Маэль заставила факелы подплыть ближе, и он негромко зашипел, когда она дотронулась. Сестра не обратила внимания.
– Я ее намажу. Через два, максимум через три дня будет как новая.
– Юри был придворным ученым у Регулюса. Изучал влияние самария и первым попросил короля остановить добычу. Не очень хорошо это для него кончилось, – безэмоционально объяснил Эйден. – Когда я сюда попал, он еще мог разговаривать и не обратился полностью.
– Хочешь сказать, что ты с ним подружился? – Маэль сосредоточилась на лечении. – Это ведь всегда было не твое – заводить друзей.
– Потому что я терпеть не могу болтовню большинства людей. Но Юри оказался приятным пожилым мужчиной и к тому же очень умным. Даже если сейчас по нему не скажешь.
– Ум ты раньше тоже не особо ценил.
– Ну, вот видишь, даже на идиота при правильных условиях может снизойти озарение. Так ведь ты меня назвала в нашу последнюю встречу, если я не ошибаюсь.
– Может быть, – послышался почти односложный ответ.
– Уверен, ты сразу поверила, что я сбежал и бросил отца и брата в беде.
Маэль промолчала, но я заметила на ее лице намек на угрызения совести.
– Сколько времени прошло, прежде чем ты нашла себе другого?
Она вскочила и в ярости развернулась к его камере:
– Это единственное, что тебя волнует, да? Ты разозлился, что я сразу не раздвинула перед тобой ноги?
– Ну, тут я точно ничего не пропустил, – невозмутимо парировал он, не открывая глаз.
Она уперла руки в боки:
– Надо было позволить тебе здесь сдохнуть.
– А я о чем! – Он намеренно ее провоцировал, хотя мы так рисковали, чтобы ему помочь. – Валите уже. И больше не возвращайтесь.
Маэль снова собрала свои вещи.
– Завтра я приду проверить твои раны, – процедила она, игнорируя его слова. – На спину лучше не ложись.
Эйден фыркнул:
– Ты ни капли не изменилась.
– А ты все такой же надутый, как и раньше. Не за что, кстати. Думаю, воспаления не будет, а благодаря шраму на лице женщины за тебя драться будут. Они и без него это делали, в конце-то концов.
– Тебя это беспокоило? – не унимался он.
– Мне было все равно. Я только жалела девушек с разбитыми сердцами, которые штабелями падали к твоим ногам. – Она отвернулась, чтобы уйти.
– Конечно, потому что ты сама с такой невероятной чуткостью относилась к мужчинам, которых ловила в свои сети.
Я прочистила горло, напоминая о себе.
– Это вам, наверно, стоит обсудить в другой раз… без меня.
– Не смей снова сюда спускаться! – проорал Эйден вслед Маэль, которая пошла к выходу, не сказав больше ни слова.
– Она не любит, когда ей указывают, – произнесла я.
– Расскажи мне что-нибудь новое. Как дела у моих отца и брата?
Я уже хотела догнать Маэль, но застыла. Он что, не знал, что его отец мертв?
– Твой отец умер, – нерешительно ответила я. – А Эзра в плену у Регулюса, как и мы.
Его лицо словно окаменело.
– Вы должны привести его сюда. Пусть расскажет мне, как он планирует остановить Регулюса.
– Я попробую ему передать. Но особенно не надейся. Ситуация тяжелая.
– Тяжелее моей она вряд ли может быть.
– Я постараюсь. – Не дожидаясь его следующего комментария, я последовала за Маэль. Почему она никогда не рассказывала нам, что они с Эйденом так хорошо знали друг друга? Он всегда был лишь старшим братом Эзры, слишком занятым, чтобы возиться с нами. По-видимому, к Маэль это не относилось. Ей двадцать один, а Эйдену где-то двадцать семь или двадцать восемь. Я настолько погрузилась в свои размышления, что совсем не заметила тень, возникшую перед нами.
