Но за последние тридцать лет не было никаких громких скандалов...
– Да, согласен, обычно заговор начинается с поиска спонсоров или даже спонсоры ищут исполнителей.
– Усыновители провернули аферу с квартирой, там хитрая схема продажи в два этапа, чтобы уйти от контроля Опеки. Они явно торопились вернуть деньги. Мне кажется, что, если бы они не испытывали проблем с финансами, они бы не стали подставляться. Какой смысл, если деньги можно вернуть позже? Документально еще не подтверждено, но дознаватель уверен, что была использована одна и та же сумма.
– Не совсем понял, о каком использовании речь
– Первая пара купила квартиру, удочерила девочку и тотчас продала квартиру, тем самым вернула деньги. Так?
– Да.
– Вероятно, эти же деньги пошли на покупку квартиры второй пары, потом третьей. Мы ждем ответа Жилищного департамента, будем смотреть даты, но предварительно получается, что претенденты на усыновление покупали квартиру только после того, как предыдущая пара осуществит продажу.
– Теперь понял.
– Вот. А если у нас «прокручивается» одна и та же сумма, то логично предположить, что у преступников финансы ограничены.
– Дешевле было бы просто похищать детей.
– Да, но это гарантированно бы привлекло внимание.
Спорно. Если, например, пожар устроить, то исчезнувших детей скорее признают погибшими, чем пропавшими без вести. Однако несколько пожаров подряд – повод для расследования. Вывод очевиден: преступники заинтересованы в конкретных детях, а не в количестве.
– По поводу цели похищения идей нет?
Леди устало качает головой.
Хм. Одна мысль напрашивается
– А какого возраста дети? – уточняю я.
Мне всегда казалось, что бездетные пары предпочитают младенцев, воспитывать с пеленок легче, чем искать подход к уже осознающему себя ребенку, знающему, что усыновители не родные родители.
– Младшему пять исполнилось два месяца назад.
– В пять лет первая проверка на предрасположенность к магии.
Леди вскидывается.
– Да! Господин, вы гений! Как мне в голову не пришло? Я, – она встает. – Надо проверить, посмотреть справки, разобраться, кто имел к ним доступ. Утром, когда дознаватель придет, у меня уже все будет, и мы сможем продолжить.
Леди хватает плащ, накидывает поверх халата.
Она серьезно?! Она на работу в ночь собралась?!
– Куда?! – я преграждаю ей путь.
Ненормальная!
– Проверить, разумеется! – еще и оттолкнуть пытается, а пробравшийся в комнату черт, корчит с верхотуры рожи, издевается.
Я перехватываю леди за плечи:
– Посмотреть справки – дело на пять минут, если дела детей в кабинете, – они ведь в кабинете, ни за что не поверю, что леди вернула их в архив. – Сбегаете на работу и вернетесь, так?
– Д-да?
Она еще и меня спрашивает?!
– Можете, конечно, провести ночь в Опеке, а утром продемонстрировать коллегам ваш домашний гардероб.
Попытки вырваться леди прекращает, позволяет забрать плащ. Я скручиваю его и бросаю на диван, себе за спину, подальше от соблазнов, сажусь и протягиваю леди ее недопитый чай. Пойти что ли повторно заварить, чтобы был горячий? Нет, надо закончить разговор и отправить неугомонную высыпаться.
Леди колеблется, но все же послушно присаживается с другой стороны дивана, бросает на меня пытливый взгляд:
– Господин Не-Черт, у вас еще какие-то идеи есть?
Почувствовала?
– Если я прав по поводу магии, то можно надеяться, что непосредственной угрозы для жизни детей нет.
К пяти годам ребенок начинает чувствовать магию, и чем раньше начнутся занятия, тем лучше. Разумеется, ни о каком серьезном обучении речи не идет, в основном с одаренными детьми играют в игры, развивающие чувствительность. Манипулировать магией дети учатся с четырнадцати-пятнадцати, а то и с шестнадцати, осваивают самые-самые азы. Полноценное обучение начинается не раньше восемнадцати.
В пять лет одаренный ребенок ничем не отличается от ровесников. Кроме потенциала. Похититель собирается ждать, воспитывать «под себя»?
Леди отставляет чашку, опускает голову:
– Вы... не думаете, что детей вывозят из королевства?
Рабство на континенте запрещено, за исключением двух стран, да и то у них уже скорее не рабство как таковое, а долговая кабала, за убийство раба наказывают жестче, чем за убийство свободного. Если жена ломает спину, работая прачкой, чтобы прокормить троих детей, а муж просаживает ее деньги в кабаке или казино, то зачем такого держать на воле? В руднике от него будет хоть какая-то польза, и женщине без обузы легче.
Через океан рабство процветает.
– Одаренные, даже дети, стоят дорого. Незаметно вывезти группу детей труднее, чем одного ребенка. За полгода девочку бы точно успели вывезти. Раз денег не появилось, значит, этого не сделали.
– Но в чем смысл собирать детей внутри королевства? Рано или поздно Опека бы заметила пропажу.
Сказать или не сказать?
Я бы не сомневался, если бы откровенностью поставил под удар только себя. Сколько крови прольется, если в королевстве начнется смута? Я обязан вернуться, а, вернувшись, смогу позаботиться о детях.
Леди смотрит на меня. Не удивлюсь, если она снова что-то поняла. Иначе почему она отворачивается? И мне чудится упрек со смесью разочарования.
Шанс, что я вернусь, едва ли отличается от нуля. А она сидит молчаливым укором совести! Даже черт притих, свернулся клубком и только одним глазом на нас сверкает, второй зажмурил.
– Леди.
Как же поступить?
Выдав засекреченные сведения, я не только себя под удар подставлю, но и леди. Это ведь просто: как только она заговорит, то неизбежно привлечет внимание. Молчание бесполезно, я могу молчать с таким же результатом.
– М?
– От того, сможете ли вы правильно распорядиться информацией, которой я с вами поделюсь, зависят не только наши с вами жизни, но и спасение детей. Когда дерутся за власть, до сирот никому нет дела. Вас уберут как свидетельницу, дознавателя отправят в дальнюю командировку, дело передадут кому-то новому, а «лишние» материалы изымут и уничтожат. Вам придется быть осторожной не ради себя или меня, а ради детей. Вы меня поняли?
Надеюсь, уроки в семье не прошли даром.
Если бы леди бездумно закивала, я бы пожалел, что согласился рискнуть и... наверное, что-нибудь бы соврал. Леди поворачивает голову, несколько минут молча всматривается мне в лицо, хмурится. Я не тороплю. Влезать в государственные секреты следует осознанно. Лучше, конечно, вообще не влезать, но она совсем не думает о себе, зато думает о чужих детях.
