Я настолько погружаюсь в себя, что не замечаю дороги. Казалось, только тронулись, и вот уже приехали.
– Ждать? – уточняет извозчик.
– Как получится.
Час – это слишком оптимистично.
В Жилищном департаменте мне бывать не доводилось. Как инспектору Опеки. Когда я покупала квартиру, разумеется, проходила регистрацию.
На первом этаже ведется прием горожан. Махнув значком, я сразу поднимаюсь на второй. Пожалуй, начальник департамента подойдет мне лучше всего.
Я давно привыкла, что не все стремятся выполнить работу также тщательно, как я, но сегодня будет по-моему, ведь мне есть, чем начальника напугать. В оконном стекле отражается оскал. Я бы побоялась встречаться с обладателем такой улыбки в темном ночном проулки. Черт, это же я отражаюсь. Нет, надо придать лицу более дружелюбное выражение, ведь начинать с угроз дурной тон.
В приемной начальника из-за стола встает его помощница.
– Госпожа, вам назначено?
А где «здравствуйте»?
Я повторно демонстрирую значок:
– Вопрос не терпит отлагательств.
– Хм? Хорошо, я провожу вас...
Секретарша устремляется к выходу из приемной, еще и рукой показывает на выход.
– Кажется, вы не поняли. Вопрос не терпит отлагательств, – повторяю я и пересекаю приемную.
– Госпожа!
Шанс предупредить начальника девочка потеряла. Для порядка я все-таки стучу костяшками о косяк, но вхожу, не дожидаясь приглашения.
Если брать строгие правила этикета, то в учреждениях стучать как раз не положено, ведь формально каждый государственный служащий готов принять посетителя в любой момент в свои рабочие часы. Но помимо этикета есть своего рода традиция.
– Господин Шерв, я говорила, что вы заняты!
Ложь, причем двойная. О том, что начальник занят, секретарша не предупреждала, да и он не занят, если не принимать во внимание открытки, которые от неожиданности мужчина рассыпал на столешнице. На изображениях обнаженные тела в позах, далеких от пристойности.
– Эм.
Мужчина суетливо сгребает открытки.
Я прохожу вперед, с трудом удерживая вежливую приветливость. В душе я ликую. Пойманный за весьма сомнительным занятием, мужчина будет сговорчивее. Я подхожу к столу, на открытки не смотрю, делаю вид, что вместо эротических картинок на столе лежат документы.
– Здравствуйте, господин Шерв. Я старший инспектор Опеки Аврора Майс. Я здесь в связи с преступлением. Без нашего разрешения была продана квартира с «детским» уведомлением.
Формулировку я продумала еще в экипаже. Мои слова можно понять двояко. Я говорю, что преступление совершили усыновители, но мужчина скорее всего услышит обвинения в адрес подчиненных, и он не сможет меня игнорировать.
– Добрый день, госпожа Майс, присаживайтесь, – ему наконец удается справиться с открытками, и он прячет их в верхний ящик стола. – Может быть, чаю или горячего шоколада? Признаться, я не совсем понял, о чем вы. Как можно продать «детскую» квартиру без разрешающих документов Опеки? Звучит слишком нелепо. Я бы понял, если бы дело происходило где-то на периферии, где инспекторов Опеки не хватает, но в столице нет шанса скрыть незаконную сделку.
– Тем не менее.
Как хорошо, что основные документы я прихватила с собой. Я вынимаю из папки справку, выданную Департаментом для Опеки с подтверждением, что Ган Вито является единоличным собственником квартиры, затем заключение моего коллеги, признавшего жилищные условия приемлемыми.
– И, госпожа?
Я указываю на заключение:
– Вы должны были получить «детское» уведомление.
Усыновители имеют право продать квартиру, но только после того, как приобретут новую. Инспектор точно также выдают заключение, новая квартира получает статус «детской», а со старой ограничения снимаются.
– Да, – соглашается начальник.
– Я показала вам все, что есть в деле удочеренной девочки. Когда я пришла по адресу с проверкой, девочки я не обнаружила, а дама, представившаяся хозяйкой, сообщила, что купила квартиру у четы Вито.
– То есть вы не знаете? Так про какой преступление вы мне говорите?
– Скрываться от Опеки незаконно. Господин Шерв, девочка может быть в опасности.
– Я понял. Подождите, я лично пойду в архив.
Я благодарю кивком.
Мужчина уходит, напоследок сказав секретарше что-то враждебное. Слов я не расслышала, зато интонации уловила. Она недовольно поджимает губы, но голову в знак своей неправоты склоняет.
Мы с ней остаемся наедине.
– Чай, госпожа инспектор? Горячий шоколад?
Она мне в чашку не плюнет?
– Воздержусь.
Секретарша не оставляет меня в кабинете начальника одну, но и выйти не просит, проходит за боковую конторку и принимается с деловым видом что-то чиркать на чистом листе бумаги. Я отворачиваюсь, наблюдать за ней нет никакого желания.
Ожидание мучительно. Без ложной скромности, я умею работать с документами, я умею быстро находить нужные сведения и замечать нестыковки. И у меня нет никакой уверенности, что господин Шерв также хорош. Руки чешутся самой забраться в архив, но я сдерживаюсь – нельзя бесцеремонно лезть на чужую территорию. Пока мужчина настроен помогать, но если я продемонстрирую недоверие, пусть и из самых лучших побуждений, отношение ко мне ухудшится. А пока же он на крючке: и интересные открытки на рабочем месте, и регистрация незаконной сделки.
По ощущениям проходит целый час, но часы в кабинете утверждают, что всего-то двадцать три минуты.
Господин Шерв возвращается.
Я нетерпеливо приподнимаюсь на стуле:
– Да, вы правы, госпожа инспектор, сделка не совсем незаконная, но мой сотрудник ничего не нарушал.
Его сотрудник мне вообще не интересен.
– Вы сказали, что сделка не совсем законная. Что вы имеете в виду, господин Шерв.
– У нас, госпожа инспектор, слепое пятно в законодательстве. Ваш Вито, продал квартиру до того, как подал на нее документы в Опеку. Хитро вывернуто, должен признать. Дело в том, что он заключил договор, который вступал в силу после оплаты, то есть на момент поступления вашего запроса он еще числился собственником. А когда покупательница принесла подтверждение оплаты, мы выдали ей свидетельство о собственности, ведь сделка уже заключена, дополнительных проверок не требуется.
– Да, я понимаю, никто бы не стал так бессмысленно подставляться.
– Я тоже не понимаю, на что рассчитывал ваш Вито.
– Господин Шерв, мне нужна справка...
– Госпожа, сожалею, но закон защищает приватность новой собственницы.
