Ральвиан знал, что инд Дармист ее не оставит. Видел в его глазах то, чего и сам мальчишка еще не понимал, но как же не вовремя!
Игра. Возможно ли держать лицо, улыбаться, смеяться и смотреть на кого-то влюбленными глазами, когда душу выворачивает от ревности? Возможно, если за твоими плечами вековой опыт из дворцовых интриг.
Карстар ненавидел дворцы. Ненавидел придворных как раз за интриги и тайны, за слухи и шепотки, что непременно сопровождали венценосные семейства. Грязь была вокруг, везде и всюду, и лжец тот, кто говорит, что никогда ее не касался.
Каждый касался, а уж он – Ральвиан – и подавно. Например, тогда, когда предъявлял королю доказательства того, что продолжительное время находился под влиянием приворота. Ведьмовского приворота.
Глупец тот, кто думал, что дракон оставит за спиной хоть одного врага. Даже мелкая глупая пигалица могла стать угрозой для него через годы, десятки лет. Чем дольше живешь, тем больше понимаешь, как порой изворотлива судьба, и своим врагам Карстар второго шанса не давал никогда.
Он лично присутствовал на площади, когда костер пожирал Эбигайл Фарсуа. Нет и никогда не будет в нем благородства, потому что благородство – удел слабых, а слабым Ральвиан Карстар себя не считал. И не будет сейчас.
Второй шаг назад – в обрыв, в пропасть – он спровоцировал сам. Приглашая Мелиссу к себе в дом, он прекрасно знал, что они останутся наедине. Это и было целью!
Заигрался. Наполняя драконьим вином ее бокал, мужчина лучше любого в академии знал, насколько сильно оно опьяняет. Но он хотел этого, желал, чтобы Мелисса расслабилась, чтобы притупился разум, передавая управление чувствам.
Ральвиан желал, чтобы ее бдительность ослабла и они наконец прошли через первый рубеж. Ему хотелось безнаказанно ее целовать, обнимать, касаться. И чтобы она не просто позволяла ему это делать, а отвечала ласками. И самое главное, она бы помнила об этом, помнила бы о каждом поцелуе и уже никуда бы не делась от него.
Поздно краснеть, когда запястья обвивают брачные татуировки.
Но он увлекся. Увлекся слишком сильно, спуская с поводка и свой собственный контроль. Он едва не совершил ошибку, которая могла разрушить все его планы в отношении девушки.
Он ведь не был монахом. Желания, такие естественные желания посещали его и раньше при виде девушки. Дракон, собственник, что жил в нем, хотел скорее сделать это сокровище своим. И он почти сдался, поддался вожделению, страсти, что опутывала их обоих.
Невозможно целовать красивую девушку и не хотеть большего. Ткань ее платья трещала в его руках.
Ему пришлось ее усыпить. Если бы мог, он бы и себя усыпил, чтобы не видеть, не чувствовать, не вдыхать аромат ее кожи. Не осознавать, что единственная преграда – это платье, которое можно разорвать, испепелить в мгновение ока.
Ральвиан не позволил себе пойти на поводу у низменных желаний. Дракону не нужно было тело, нет. Он хотел Мелиссу целиком и полностью: ее душу, ее тело, ее мысли – всю.
Но осознание того, что он чуть не натворил, пришло лишь утром.
Тем самым утром, когда пролилась ее первая кровь.
Крик. Пронзительный крик напугал его так, как не пугало ничего в жизни. Он молниеносно оказался на втором этаже, ворвался в собственную спальню, куда часами ранее самолично отнес Мелиссу.
Уйти, выйти из комнаты, оставить ее одну стало для него настоящим испытанием. Хотелось снять это чертово платье, лечь рядом с ней и сжать податливое, желанное тело. Но нет. Слишком рано пересекать границы. И как же он оказался прав.
Испуганный, загнанный взгляд. Трясущиеся руки и кровь на кончиках пальцев.
Ральвиан не выдержал, когда она закричала повторно. Выключил, отключил ее сознание, погружая в навеянный сон. Самому в тишине в происходящем ему было разобраться гораздо легче, но, когда осознание пришло, мужчина растерялся.
Драконицы созревали поздно. Гораздо позднее, чем иные расы. Их возраст исчислялся совершенно иначе, а потому девушки фактически считались детьми, если еще не достигли шестидесяти лет. Только потом приходила пора юности, первых влюбленностей и разбитых сердец.
Выходит, такие как Мелисса тоже созревали поздно.
Открывшийся факт заставил Ральвиана пересмотреть свои мысли в отношении девушки. Не изменить их, нет, но мужчина убедил себя не форсировать события, наступая себе же на горло. Понимал, хорошо видел, как пугают ее перемены, как пугают возникшие чувства.
Злился. Злился на дистанцию, которую она пыталась удержать, не делая ни шага навстречу. Теперь ему были понятны ее реакции, ее поведение, ее желание держаться на расстоянии. Испуганный ребенок – вот кем она была, а сейчас у него появился шанс взрастить из нее прекрасную девушку, достойную его самого. Это ли не прекрасно?
Он готов был мириться с ее молодостью, неопытностью, наивностью. Он готов был прощать ей мелкие увлечения, излишнее любопытство, желание быть самостоятельной. Он был готов. Но к чему он был не готов, так это к тому, что Мелисса окажет прямое сопротивление.
Драконы действительно обладали особым врожденным даром. Обаяние исходило от них против их воли, а потому они неизменно становились центром чужого внимания.
Не раздражало. С возрастом Ральвиан привык к взглядам, привык к всеобщему обожанию, перестал замечать чужое желание. Он воспринимал внимание женщин как должное, никогда ничего не обещая, не одаривая искренним вниманием в ответ.
У него были женщины. Немало за его долгую жизнь, но все они знали о границах, которые не имели права переходить. Он держал их на расстоянии. Ничего не значащие подарки – всего лишь откуп за очередную ночь. Ничего не значащие беседы – всего лишь развлечение в его скучной жизни.
Но да, все менялось, когда дракон находил свою женщину. Зачем расточать, рассеивать обаяние на других, если тебе нужна только одна-единственная? Врожденный дар должен был усилить те ростки чувств, что уже пробились на поверхность. И он усилил, окончательно запутав, напугав свою луну.
Женщины...
Самое страшное, непоправимое всегда происходит тогда, когда они вдруг начинают думать. Но зачем? Думать – это удел мужчины. Решать – это обязанность мужчины. Все, что должна женщина, – это наслаждаться жизнью, позволяя мужчине наслаждаться собой, позволяя мужчине взять все под свой контроль.
Ральвиан злился. Мощные крылья разрезали воздух, огненный столп выстреливал высоко в серое небо. Пожалуй, только в такие мгновения он и мог показать свои истинные эмоции. Полет помогал опустошать голову, оставляя лишь холодный расчет.
Он уже вернул себе то, что принадлежало ему по праву, – кресло директора Академии Шепота. Мужчина вернет себе власть. Директорское кресло и ресторация в собственности – это, конечно, хорошо, но мелко для него, слишком скучно.
Нет, он не собирался претендовать на трон, не желал возвращаться на земли драконов в качестве наследника. Опьяняюще сладкой оказалась свобода, не обремененная обязанностями и тошнотворными балами. Однако тот, кто имеет власть, держит в своих руках свою жизнь. Место в королевском совете эсквайров в качестве министра по образованию в перспективе его очень даже устраивало, но уже после того, как Мелисса окончит академию.
