После УЗИ доктор попросил меня присесть на стул, а сам что-то долго что-то писал в бумажках. Потом достал какую-то таблетку, налил мне стакан воды и с той же тошнотворной улыбкой предложил ее выпить.
— Что это?
— Просто успокоительное. Сегодня мы с вами ничего делать не будем. Процедура назначена на завтра, — поясняет он мне.
Успокоительное — это хорошо, мне оно необходимо, иначе я сойду с ума. Выпиваю таблетку, и меня отпускают в палату.
Меня не беспокоили до вечера, потом та же девушка опять взяла анализы, доктор интересовался моим самочувствием и почему-то спрашивал, не тянет ли у меня живот.
Спала я плохо, мне снились кошмары, темные комнаты, страшные лица и много обездоленных грязных и плачущих детей. Было жутко, я плакала во сне, рыдала взахлёб, пытаясь убежать от этих детей. А потом увидела маленькую девочку. Совсем крошку. Она отличалась от всех. Красивая, здоровая, с красивой улыбкой, и бантиком на ободке. Девочка тянула ко мне руки. У нее волосы, как у меня, а глаза, как у Богдана. Хочу ее взять и вынести из этой жуткой комнаты, уже почти дотягиваюсь до ребенка, но одёргиваю руки, потому что она вдруг начинает громко плакать навзрыд.
— Алиса! Проснитесь! — меня вырывают из кошмара.
Открываю глаза, оглядываюсь и понимаю, что я все в той же палате с голубыми стенами и бабочками. Мне принесли ещё несколько таблеток. На вопрос, что это, ответили — обезболивающее плюс успокоительное. Я выпила их быстро. Боли я боюсь. И тут до меня доходит, что скоро все случится. А я не хочу! Я не могу! Просто не могу это сделать. В голове мелькает девочка с серыми глазами из сна. Она не дает мне покоя. Она плачет у меня в голове, и я зажимаю уши руками.
Неважно, что мама и Богдан не хотят этого ребенка. Главное, что его хочу я. Он уже есть. И я не имею никакого права лишать его жизни. Я вообще не понимаю, как быть матерью, но я не хочу никого убивать.
Решительно встаю с кровати, переодеваюсь, хватаю сумку и выхожу из палаты. Иду к выходу, но дорогу мне преграждает медсестра.
— Вы куда?! Вам нельзя выходить! Вы должны быть под наблюдением!
— Выпустите меня! Я передумала! — пытаюсь обойти девушку, но она хватает меня за руку. — Да отпустите вы меня! Вы не имеете права! Я не хочу!
— Так поздно уже! — кричит она мне, теряя любезность, и тащит к палате.
— Почему поздно?! — спрашиваю и в эту же минуту чувствую, как начинает тянуть низ. — Что вы сделали?! — кричу на всю клинику.
Мне стало по-настоящему страшно от безысходности, словно я попала в ловушку и выхода нет. Точнее, он только один — через убийство.
— Вы подписали согласие и уже приняли таблетки, процесс необратим! — заявляет девушка.
— Какой процесс?! Вы о чем?!
Я ничего не понимала. В моем представлении аборт — это кресло, страшные инструменты, чистка, боль, врачи.
— Что здесь происходит?! — Из кабинета выходит мой врач и окидывает нас удивленным взглядом.
— У Савиной истерика! — раздражённо поясняет девушка.
— Отпустите ее! — командует доктор и сам берет меня за плечи. А я смотрю на него умоляющим взглядом и хочу услышать, что ещё не поздно. — Пойдёмте в палату, вам нельзя так нервничать, — он тянет меня за собой, и я подчиняюсь. — Ничего страшного не происходит. Тянущая боль — это нормально, и выделения — это тоже нормально, все будет терпимо. Если что, мы сделаем вам обезболивающее, — монотонно и размеренно говорит он, словно я умалишённая.
А я все равно ничего не понимаю. Но чувствую ровно то, что он говорит: боль немного усиливается, словно при месячных, и чувствую влагу между ног. Из глаз покатились слезы, застилая глаза.
— Пожалуйста, остановите это! Пожалуйста! — прошу доктора, но он сажает меня на кровать и мотает головой, хмуря брови. А в моей голове начинает звенеть. — Как это произошло?! Вы же ничего не сделали! — не знаю, зачем я кричу, у меня опять истерика, и от этого ещё сильнее начинает болеть живот.
— Мы решили сделать вам медикаментозное прерывание, так безопаснее для вас. Это более щадящий метод.
— Это были не успокоительные? Зачем?! Зачем вы это сделали? Остановите это, пожалуйста! — кричу, надрывая горло, чувствуя, как начинают неметь губы и трястись руки. Из меня уходит жизнь, и я ничего не могу с этим сделать. — Зачем вы меня обманули?! — это было последнее, что я сказала доктору, но ответ так и не получила.
В голове опять возник образ девочки с серыми глазами. А она была очень красивой, и очень похожей на Богдана.
Была…
ГЛАВА 8
Алиса
Долгое время я ходила в музыкальную школу и неплохо играла на фортепьяно. В раннем детстве я ненавидела этот инструмент и преподавателя, которая лупила меня по рукам за неправильно наигранные ноты. Но с возрастом и сменой преподавателя мне стало нравиться. Живой звук инструмента под пальцами приводил в восторг и вызывал ощущение полета. Я любила играть Шопена. Всем он казался нудным и сложным, а я любила его ноктюрны, они вводили меня в какой-то транс и помогали расслабиться. В моем воображении музыка оживала и рисовала разные ассоциации: рассветы, закаты, голубое небо, лёгкий ветер или ураганы…
Я вернулась из клиники неделю назад и до сих пор не понимаю, зачем существую. Надо что-то делать, хотя бы простые движения: ходить, говорить, есть, пить, принимать душ… но я не вижу в этом смысла. Знакомая мамы выписала мне больничный на две недели. По словам мамы — «чтобы прийти в себя». А я стану прежней? Нет. Теперь я вообще не понимаю, какая я настоящая. Говорят, проще найти виновного, иногда даже необходимо кого-то обвинить в своих бедах — так легче. Но в моей ситуации никто не виноват, кроме меня самой.
Я сама нарисовала образ Идола и влюбилась в него. Я сама напросилась на встречу и близость. Я не приняла таблетку. Я позволила убить ребенка. Мама не причем, я всегда могла сказать «нет». Богдан тоже не виноват, для него я никто. Поэтому приговор в этом деле вынесен мне. Пришел час расплаты и выбор наказания. Я хочу смертную казнь. Мое преступление не такое тяжкое, возможно, у него есть смягчающие обстоятельства, но я не вижу больше смысла существования. Моей душе хочется вечного полета. Я хочу в другой мир с другими жизненными ценностями, где нет горя, предательства, боли и цинизма. Я хочу вечный покой.
Сажусь за старое расстроенное пианино в своей комнате. Открываю крышку и ударяю по клавишам, создавая режущий звук. Я не знаю, что сподвигло меня начать играть. Наверное, я устала плакать. Не могу больше выносить давящей на меня тишины. Но, скорее всего, разрывающая душу звенящая пустота и бессодержательность, сидевшая во мне последнюю неделю, которую чем-то надо заполнить. Пальцы пробегаются по клавишам и сами собой начинают играть один из грустных ноктюрнов. Закрываю глаза и вижу пред собой ливень, льющийся стеной из серых туч. Шквалистый ветер гнет деревья к полу, люди прячутся по домам, спасаясь от непогоды. Только маленькая девочка с растрёпанными волосами медленно бредет по дорожке, волоча за собой грязного плюшевого медведя. Музыка из-под моих пальцев становится громче и жестче. Девочка кажется мне знакомой, как будто я ее видела раньше. Она была частью меня, а теперь уходит в неизвестность, в небытие под проливным дождем и шквалистым ветром. Сердце разрывается — я никак не могу вернуть ее назад. Потому что этой девочки не существует. Теперь она живёт только в моей голове.
