— Да, я простыла, но через пару дней буду в строю.
— Ясно… — возникает пауза, чувствую, что он хочет ещё что-то сказать, но не решается, и мы молчим. — У тебя… — подбирает слова. — Все серьезно с этим… — не договаривает, но я прекрасно понимаю, о чем он.
А мне хочется придушить саму себя. Почему я не могла влюбиться вот в этого прекрасного парня? И просто беззаботно жить. Почему меня, дуру, угораздило полюбить того, кого любить нельзя? Ненавижу себя за это, но ничего поделать не могу.
— Я не знаю, — выдыхаю, честно отвечая.
— Понятно. — Может, тебе что-то нужно?
— Нет, спасибо, у меня все есть, — отказываюсь я. — Принимать от Адама помощь, значит, дать ему ложную надежду. Очень не хочется терять парня как друга, но по-другому нельзя.
— Ну ты звони, если я буду тебе нужен, — звучит обреченно, словно он выпрашивает последний шанс.
— Хорошо, — отвечаю, и Адам сбрасывает звонок.
Откладываю телефон и склоняя голову, прижимаюсь щекой к холодной поверхности стола. Я впадаю в странное состояние, когда мир концентрируется только на одном человеке. Стоит отпустить себя, довериться Богдану — и сразу станет легче, но мне жутко страшно.
* * *
Через пару дней я пришла в норму. Съездила в университет, набрала кучу заданий за пропущенные дни и заскочила в клуб, чтобы понять, работаю я там ещё или нет.
— Герман не в духе, — сообщает мне наш бармен, старательно натирая бокалы.
— Тогда мне, наверное, не стоит сегодня с ним говорить, — оглядываюсь наверх, но окна начальника плотно закрыты жалюзи.
— Ну, когда не стоит, то лучше не стоит, — усмехается Семка.
Сначала долго соображаю, о чем он. А когда до меня доходит смысл его шутки, перевешиваюсь через барную стойку и бью Семку по плечу.
— Да я пошутил, — смеётся парень. — Все же взрослые люди. А насчёт Германа — сама решай.
— Алиса! — оборачиваюсь и вижу Германа на лестнице. — Зайди ко мне!
— Вот и решилось, — шепчу я бармену и слезаю со стула.
Герман уходит в кабинет, а я медленно иду за ним. Я нарушила много правил. Интим с Богданом в вип-комнате, ушла со смены и не выходила на работу несколько дней. А главное — я не знаю, что наговорил Богдан, когда ездил за моими вещами.
В кабинете Германа сильно накурено, стоит марево дыма и пахнет алкоголем. Сам Герман, как всегда, собран и опрятен, только под глазами залегли темные круги, словно он не спал несколько дней.
— Проходи, Алиса, и дверь за собой закрой.
Делаю так, как он говорит, и присаживаюсь на край кресла.
— Герман Маркович, я болела последнюю неделю…
— Как сейчас себя чувствуешь? — хрипло спрашивает, словно тоже простыл.
— Спасибо, уже хорошо.
— Хорошо, когда хорошо, — невесело усмехается Герман.
— Герман Маркович, вы простите меня… Так вышло, — пытаюсь оправдаться.
Я даже не пытаюсь держаться за эту работу, хотя платят здесь хорошо. Герман изначально очень хорошо ко мне относился, и я пытаюсь оправдаться перед ним.
— Я все понимаю, Алиса, — мужчина поднимается с места, наливает себе виски, добавляет льда и оборачивается ко мне. — Хочешь выпить?
— Нет, спасибо.
— А зря, я бы на твоём месте выпил, тебе не помешает расслабиться, — не понимаю, к чему он клонит, поэтому смотрю на мужчину вопросительно.
— Я уволена?
— Эмм, ну, скажем, так… — Герман усмехается, и мне совсем не нравится наш разговор. Мужчину словно подменили, раньше он внушал мне доверие, а сейчас я посматриваю на дверь в желании поскорей уйти. — Ты сама не захочешь работать у меня…
— Не понимаю, — сжимаю ручку сумки, начиная нервничать.
Герман идёт к двери и запирает ее на ключ. Меня сковывает паника, и я впадаю в ступор. Со мной такое часто бывает, когда страшно. Но только раньше я боялась змей и пауков, а сейчас взрослого мужчину.
— Не бойся, если будешь вести себя хорошо и делать все, что я говорю, неплохо проведешь время, и никто не пострадает. — Не могу сказать и слова. Хотя, наверное, нужно закричать во весь голос, привлечь к себе внимание. Оборачиваюсь к окну, понимая, что там много людей. — Комната с хорошей шумоизоляцией, — словно читая мои мысли, говорит Герман, наливает «Мартини» и протягивает мне.
— Что вам нужно? — сжимаюсь, чувствуя, как сильно стучит сердце и сдавливает грудную клетку. Мне физически плохо, не хватает воздуха от страха. Обнимаю себя руками в попытке оградиться от мужчины.
— Да не бойся ты так, выпей, — я тебя не трону. Поедешь за город, посидишь там в комфортном доме, подышишь воздухом. Проиграешь на камеру.
— Отпустите меня, пожалуйста, — пищу я, теряя голос, холодея от ужаса. Смотрю Герману в глаза и понимаю, что вообще ничего не понимаю в людях. Я тупая доверчивая дура, и постоянно за это расплачиваюсь. — Помогите! Помогите! — кричу, словно сумасшедшая, во весь голос. Соскакиваю с места и начинаю колотить в дверь. Герман хватает меня в охапку и зажимает рот рукой, и меня передергивает от его прикосновений.
— Тихо. Не вопи. Я ничего тебе не сделаю. Я не насильник, не маньяк и не убийца. Ты просто мой инструмент для достижения целей. Успокойся, делай все, что говорю, и тебя никто не обидит.
Он сажает меня назад на диван и разжимает рот, а я чувствую, как трясутся и немеют губы.
— Зачем я вам нужна? Ни у меня, ни у моих родителей ничего нет, — заикаясь, говорю я. Мне кажется, я сплю, и мне снится очень плохой сон. Сейчас я проснусь, и все будет хорошо.
— Все что нужно, мне даст Идол. А ты — моя страховка и его стимул. Я давно за вами наблюдаю.
ГЛАВА 25
Богдан
Прошло три дня, и меня начало ломать без Алисы. Самому смешно, но мне не нужны другие женщины, мне нужна одна-единственная, и я не нахожу себе места без нее, будто чего-то не хватает. Странное чувство, неведомое мне до этого момента, от которого распирает. Наверное, так чувствует себя наркоман без желанной дозы. Мне нужен хотя бы глоточек моей девочки, совсем немного, чтобы я смог выдержать ещё пару дней. Похоже, я влип на всю жизнь. Помнится, я смеялся над своим другом в штатах, который не мог прожить и дня без своей девушки, постоянно ей звонил, писал и при любом удобном случае проводил с ней время. Я называл его подкаблучником, а теперь сам на его месте, и мне нихрена не смешно.
