В сердце разлилась горькая грусть.
Тут я познакомилась с Та́ми. Думала, обрела друга.
— Серафима, — вздрагиваю и оборачиваюсь.
Тамерлан.
Вижу, как ему тяжело двигать разбитыми в мясо губами.
— Это Ратмир с тобой сделал?
Качает отрицательно головой.
— Брат.
— А-а-а, понятно. Зачем пришёл?
— Извиниться.
Я так и не знаю ведь, как отравилась. Мне хочется сбежать, но любопытство останавливает.
— И за что конкретно ты будешь извиняться? Какой был план?
Он подходит чуть ближе. Прихрамывает. Хорошо его братец отметелил. Похоже, на нём не осталось живого места. Держится на достаточном расстоянии. Боится, что нас застанут вместе.
Морщусь, представляя, что случится, если ему ещё раз ударить в нос.
А ведь рискует. Могу лишь представить, какой у него состоялся разговор с Ратмиром, а затем с братом.
— Мадина дала пузырёк с… лекарством. Сказала, что ты будешь… более раскованной. С тобой не должно было ничего подобного случиться!
Рассказывает, запинаясь на каждом слове.
— И на что вы рассчитывали? — недоумеваю. Два дебила — это сила.
— Если бы Рат посчитал, что ты… испорчена, он бы больше никогда к тебе не подошёл. И у нас появился бы шанс.
Смотрю на него внимательно. В глаза его невинные. Чистые. Осознаю, что его логика кажется ему непогрешимой. И складывая дважды два, догадываюсь, каким образом он мог бы меня испортить. Полагаю, что эти мысли вложила в его голову Мадина.
Вряд ли она считает меня девственницей. Но любому очевидна была бы реакция Ратмира, застань он нас с Тами в койке.
— Шанс на что? — переспрашиваю глухо.
— Нас бы поженили.
На глаза накатываются слёзы. Я начинаю хохотать как умалишённая. Сгибаюсь в три погибели. Живот сводит до колик. Хватаюсь за деревянную балку террасы, потому что едва стою на ногах. Дышать от смеха тяжело.
— Ну ты фантазёр, Та́ми, — вытираю слёзы с уголков глаз. — Неужели я похожа на девушку, которую можно вот так выдать замуж?
— А чем я хуже Сабурова? — надувает грудь, как петух перед боем, — видел, как ты на него смотришь. У тебя нет шансов с ним.
Хочется ответить — всем хуже. Но сдерживаюсь.
Его слова болью резонируют во мне. Теперь не до смеха.
— Шёл бы ты, а то поставлю ещё один фингал, — вспоминаю свои дворовые замашки.
Уходит, как побитый щенок. Надо подавить в себе эту жалость к тем, кто распоряжается моей жизнью без моего ведома.
Охватывает бессильная злоба.
— Серафима, ты здесь? — выглядывает из-за двери Патимат. — Принеси, пожалуйста, из кладовой ещё орехов.
Следую по коридору, чтобы исполнить её просьбу. Из большой залы доносится музыка. Знакомая всем и каждому. Никогда не доводилось присутствовать на кавказских свадьбах и видеть, как танцуют лезгинку.
Забыв обо всём на свете, я останавливаюсь в нише, откуда открываеся хороший обзор.
Музыка громкая. Ритмично ударяет по внутренностям и барабанным перепонкам, заставляя сердце биться в такт.
Не замечаю, как постукиваю ногой.
Взгляд цепляется за Ратмира. Он выходит в круг, ведя за собой статную, одетую в национальное платье девушку. Она тонкая как тростинка. Её голова покрыта платком. И она кажется мне очень красивой. Фарфоровая куколка из музыкальной шкатулки.
Движения её ног под платьем незаметны, и создаётся ощущение, что она плывёт по паркету.
С замиранием сердца слежу за ними.
Почему-то всегда испытывала неловкость, наблюдая, как танцуют мужчины. Обычно их движения нелепы и смешны. Часто в пьяном угаре им удаётся найти смелость и выйти на танцпол.
Но Ратмир — совсем другое дело. Моё сердце щемит непонятная тоска, когда я смотрю на него. Хочется быть там, рядом с ним. Танцевать, как эта восточная девушка. Хочу научиться так же.
Кусаю губы.
Он не касается её. И в то же время я вижу гармонию их танца. Ведёт её, и она следует за ним. Он большой и сильный, она нежная и хрупкая.
— Смотри не влюбись, Серафима, — раздаётся над ухом голос Патимат.
Вздрагиваю, застигнутая врасплох. Краснею до кончиков волос.
Знала бы она, как запоздал её совет.
Стоило увидеть этот танец, как в моём сердце разрушился ещё один защитный барьер перед Сабуровым.
— Прости, забыла, куда шла, услышав музыку.
Женщина улыбается с грустью в глазах.
— Ничего, я уже принесла орехи.
— Ты когда-нибудь была замужем?
Патимат меняется в лице. Понимаю, что ляпнула лишнее.
— Прости! Не бери в голову!
— Ничего. Пойдём в кухню. Не стоит тут маячить. Заметят ещё тебя.
Следую за ней вприпрыжку.
— И что будет?
— Украдут, дурёха.
За день я так вымоталась, что валилась с ног.
Решила, что останусь с ночёвкой в этом доме. Сил возвращаться в город не нашлось.
Стоило начать раздеваться, как в комнату влетела Мадина.
Она пугала меня своими безумными, мечущимися глазами. Злыми.
— Что, мразь, думаешь, победила? — брызжет ядом.
— Я тебя отравить не пыталась, — отвечаю спокойно. Как ещё с сумасшедшими разговаривать.
— Что бы ты там в своей голове ни думала, Ратмир использует тебя и бросит.
— Как тебя? — не выдерживаю.
Мне надоело, что все пророчат одно и то же.
Начинаю тяжело дышать, заводясь.
— У меня с ним ничего не было, дура. Я неиспорченная. Невинная, — произносит последнее слово по слогам, словно считает, что мне оно незнакомо, — а с тобой он поступит так же, как его отец поступил с той белобрысой шлюхой, что его родила.
