На одной из вечеринок его богатых друзей я увидела до боли знакомое лицо. Сначала даже не могла поверить собственным глазам. Но по мере осознания становилось всё хуже и хуже.
— Что с тобой, Серафима? — вглядывался в моё побелевшее лицо, пока я со всей силы сжимала его руку.
Я не знаю, что ему ответить.
Кажется, что это всего лишь галлюцинация. Можно потрясти головой и прогнать её.
Она выглядела потрясающе. Чего греха таить. От неё исходила какая-то особая аура. Думала, что жизнь наказывает тварей, бросающих детей. Но нет. Судьба к моей матери оказалась весьма благосклонна.
На лице ни морщинки, фигура такая, будто и не рожала ни меня, ни Аню. Издали ей можно было дать немного за тридцать.
Инна увидела меня. Сначала мазнула взглядом, а затем вернулась, чтобы изучить подробнее. Равнодушно салютовала мне бокалом шампанского и с куда большим интересом принялась рассматривать моего спутника.
Мне стало плохо. Тошно. Дурнота накрывала.
— Нехорошо что-то, — отвожу взгляд, не хочу, чтобы он понял.
— Я тебя провожу на воздух.
— Нет! — протестую. — Мне нужно побыть одной. Пожалуйста. Я тебе потом объясню.
Смотрит хмуро. Я уже изучила этот взгляд. Ему не нравилось упускать важные детали из своего поля зрения. А сейчас он не понимал причины резкой перемены моего настроения.
Удаляюсь, пошатываясь на высоких каблуках, словно перебрала с алкоголем. Меня буквально трясло.
Ненависть бывает разной. Наверное, не знаю. Я если и ненавидела, то люто. Не умела ничего делать на девяносто девять процентов. Только на сто.
Впрочем, людей, удостоившихся столь сильных эмоций, в моей жизни было не так много. Но на первом месте, безусловно, стояла мать.
Это благодаря ей я узнала, что такое ощущать себя отвергнутой. Нелюбимой. Брошенной и одинокой маленькой девочкой. А затем, став чуточку старше, её усилиями я познала внимание мужчины, которое слишком рано погрузило меня во взрослую жизнь. Но я даже скрываться от него дома не могла. Потому что она поселила его рядом.
Это из-за неё я ощущала постоянный страх. Когда шла домой — что увижу его там. Что он будет смотреть на меня, приставать. Домогаться. Когда находилась в своей комнате, что напьётся и будет ломиться в дверь.
А когда на пороге появилась Аня, я ненавидела мать и за неё тоже. Потому что находила в ней отражение себя, видела, как выглядит брошенный ребёнок со стороны. Только Аня мягче меня. Не знаю, способна ли на ненависть, как я. Поэтому я ненавидела за нас обеих.
И эта ненависть во мне цвела, распускалась, словно бутон розы с чёрными лепестками и острыми шипами, в самом центре груди.
Сначала я пыталась её простить. Ведь все говорят, что нужно прощать. Но от одной этой мысли я начинала задыхаться.
И только сейчас поняла, что не могу. Не могу забыть. Не могу зло спустить с рук.
— Какой ты красивой стала.
Вздрагиваю и оборачиваюсь.
— Вся в меня.
Изучаю её с близкого расстояния. И думаю, а как бы выглядел папа, будь он жив. Он бы меня не оставил.
— А мне говорили, что в отца, — вру.
— Не сомневалась, что ты не пропадёшь. Какого классного мужика себе отхватила. Не хочешь поделиться? — пропускает мои слова мимо ушей. Она всегда умела слышать только то, что хотела.
— Он не любит подержанный товар, — криво усмехаюсь из последних сил.
Инна ловит локон моих волос.
— Знаешь, персик, ты права, — закручивает пойманную прядь на палец и улыбается, как заправская куртизанка, будто сейчас я объект её соблазнения, — мы всего лишь товар. У нас с тобой это в крови — вертеть мужиками. Но ты вскоре надоешь Сабурову, и он найдёт себе другую.
Почему она вдруг поставила нас на одну ступень? Я не такая, как она! Или такая…
Хотелось бы сказать, что не надоем. Но так ли это?
На языке вертится портовый мат. Хочется обложить её им и сбежать. Сбежать от аромата её сладких духов. От хищного, холодного и циничного взгляда. Так на дочь не смотрят. Разве что на соперницу.
— Так что лучше сразу отдай Сабурова мне. Я лучше знаю, как удержать его интерес, чем маленькая глупая девчонка, — льёт яд из своих медовых уст. Продолжая сладко улыбаться.
Я всегда умела остро ответить. Поставить на место. А сейчас ощутила себя потерянной. Разбитой. Подавленной.
Впиваюсь пальцами в ладонь, сжимая со всей силы кулаки, чтобы чуточку прийти в себя.
— Я тебя уничтожу, — делаю шаг к ней, наступая на носки её дорогих туфель, — с помощью Сабурова или нет, ещё не знаю. Найду способ. Единственное, что ты сможешь себе позволить, это искать еду в мусорном баке, поняла меня, сука?
Удивляюсь страху, который на секунду отражается в её глазах. Она почувствовала угрозу. Поверила.
— Серафима, — вздрагиваю от голоса Ратмира. Не поняла, как давно он здесь, что успел услышать.
Глава 35
Обращаю последний взгляд к матери, она подобралась. Как боеголовка на взводе. Принялась тут же строить глазки Ратмиру, но тот на неё не смотрит. Его внимание сосредоточено на мне.
Сабуров ждёт. Призывает к себе без слов.
Спешу к нему, будто в коридоре пустой квартиры из темноты мне на спину может кинуться страшный монстр. Ну и что, что речь о собственной матери.
— Ты знала, что здесь твоя мать? — спрашивает, а я едва не падаю на ровном месте от удивления, пока мы возвращаемся обратно в зал.
Ратмир сжимает мою ладонь пальцами, и мне становится спокойнее.
— Как ты понял, что она моя мать? — краснею до кончиков ушей.
Косит на меня взгляд. И я понимаю, что он либо являлся свидетелем всего разговора, либо ему стало известно, что она появится на этом мероприятии, ещё раньше меня.
— Она встречается с моим деловым партнёром.
Он не договаривает, но и я так понимаю, что ему это кажется подозрительным.
— Я не знала, что она вообще жива, — честно отвечаю, пряча глаза.
Неожиданно он меняет направление, заводит меня за колонну и прислоняет к ней спиной. Смотрю на него удивлённо. Раньше Ратмир никогда не показывал эмоций на публике. Накрывает мои губы своими. Ласково. Будто хочет успокоить грозу в моей душе, поднятую матерью-кукушкой.
Тянусь к нему, как утопающий за спасательным кругом. Нежность длится недолго. Он сжал меня в объятиях, словно, лишь поцеловав, ощутил острую потребность во мне. И если бы не люди вокруг, поднял бы мою ногу, отодвинул трусики и трахнул на месте.
— Ты ведёшь себя как сумасшедший, — погладила его по щеке, когда он отстранился от меня, тяжело дыша.
