Коль скоро Савинков вошёл в эту семью, и на него пали отсветы народовольческих динамитных озарений. Но он ещё присматривается, выбирает; он стоит между агнцем и львом. Что окажется милее? Агнец семейной жизни или лев революционной борьбы? Очень приманчиво домашнее счастье. Как бы ни был идейно выдержан этот брак, не видно, чтобы молодые супруги собирались рука об руку идти на борьбу с самодержавием. Их занимало другое. В 1900 году у них родился сын Виктор. Не прошло года, как Вера Глебовна уже снова беременна.
Но семейное благополучие продлилось недолго. Благополучие – оно вообще, как оказалось, не для Бориса. Туповатая зверюга российского политического сыска всегда стремилась дожевать того, кто хоть раз попался ей на зуб. Коли Савинков уже оказывался в поле её недалёкого зрения, его надо было зацепить снова. Нет оснований полагать, что он, молодой муж и счастливый отец, сколько-нибудь активно занимался в это время антиправительственной деятельностью. Самое большее – несколько раз посетил собрания социал-демократических кружков «Социалист» и «Рабочее знамя», с которыми имел какие-то связи. Однако для ареста и административной высылки этого было достаточно. Нужно же и жандармам выполнять план – доказывать свою неусыпность в борьбе с крамолой. 18 апреля 1901 года Савинков был арестован, на этот раз по-настоящему и надолго. Российская власть всегда помогала колеблющимся сделать выбор.
Из письма Веры Глебовны Савинковой Борису Савинкову. 17 августа 1901 года. Особенности орфографии и пунктуации сохранены:
«Дорогой, хороший ты мой Боря, вот уже четыре месяца прошло с той поры, как ты в заключении, вот сколько времени не видела я тебя. Как следует не поговорили тоже за всё это время, хоть сколько-нибудь порядочно. Очень тяжело для меня всё это. Жду не дождусь когда ты будешь со мной, очень истосковалась я, дорогой, ты мой, по тебе, а ещё и вид у тебя такой не важный, что мне делается больно при мысли, что ты ради моего спокойствия и своей гордости (подчёркнуто здесь и далее Верой Савинковой. – А. И.-Г.) не хочешь откровенно сказать как ты себя чувствуешь. Надеюсь ещё успеть во вторник повидать тебя, но что-то сегодня начинает беспокоить мысль, что, пожалуй, не успею, что-то болит спина. <…> Вчера доктор и акушерка, случайно встретившиеся у меня, заявили, что необходимо не ходить не ездить недели три. Это меня страшно огорчает, но они говорят, что так будет вернее и лучше для меня, а я очень хочу быть здоровой и сильной»
[62].
Вера Глебовна не знала, что их семейное гнездо разорено навсегда. Дочь Татьяна родится, когда её отец будет мерить шагами камеру Дома предварительного заключения. Впереди новая разлука, ссылка «дорогого, хорошего Бори», его побег, эмиграция, возвращение, снова эмиграция, его увлечения бомбами и женщинами… «Как следует не поговорили…»
За десятимесячным заключением последовала в начале 1902 года административная высылка в Вологду. Тюрьма и ссылка – лучшие курсы подготовки врагов режима. В Вологодской губернии уже сложился круг политических ссыльных. Знакомства с ними и с наведывавшейся в Вологду амнистированной, но несмирившейся народоволкой Екатериной Брешковской определили судьбу Савинкова. Он ощутил влечение к «прямому действию», к революционной остросюжетности, к смерти, к террору. По истечении года ссылки он уже твёрдо знал, что делать и куда бежать. К эсерам.
Партия социалистов-революционеров только что оповестила мир о своём возникновении; аббревиатура «эс-эр» пошла кружить по воздуху. В подпольной печати, в январском 1902 года выпуске газеты «Революционная Россия», было заявлено об объединении революционно-социалистических кружков в партию под этим самым названием. Через три месяца пришло весомое подтверждение из Петербурга: среди бела дня прямо в Мариинском дворце застрелен министр внутренних дел Сипягин и в разбросанных по городу листовках распечатан смертный приговор ему от имени Боевой организации эсеров.
Начала разыгрываться дьявольская пьеса. За первым явлением последовали второе и третье: покушение на харьковского губернатора Оболенского, убийство уфимского губернатора Богдановича. В милой и скучной Вологде Савинков слышал, как будто даже кожей ощущал отзвуки этих выстрелов.
Когда вологодский жандарм вносил в графу заполняемой ведомости весть о том, что какой-то там ссыльный «бывший студент Савинков» «около 10 текущего июля скрылся неизвестно куда», он и не подозревал, что выписывает свидетельство о рождении великого бомбиста, ангела смерти.
Из «Книги стихов» Бориса Савинкова:
Электрические пятна
Ткут затейливый узор.
И стучит, гудит невнятно
В чёрном воздухе мотор.
Друг иль недруг? Или птица?
Или сторож? Или вор?
Спит безгласная столица…
Это птица, это птица…
Площадь – сцена, я – актёр.
………………………………
IX
Джентльмен с динамитом
Савинков бежал – и вскоре он в Женеве, в кругу товарищей эсеров.
Посмотрим, каким он предстал перед новыми своими знакомыми, соратниками и соперниками по сцене революционно-динамитного театра.
Их свидетельства различны по чувствам, от влюблённых до враждебных, но сходятся в обрисовке общего контура. Борис Савинков интеллигентен, изящен, тонок, самолюбив, спортивен, упруг и вообще похож на англичанина.
Виктор Михайлович Чернов, один из лидеров партии социалистов-революционеров:
«Он произвёл на меня впечатление симпатичного, скромного, быть может, слишком сдержанного и замкнутого юноши. От этой “скромности” впоследствии не осталось и следа. <…> Очень самолюбивые люди – понял я потом – бывают или резки или преувеличенно застенчивы и настороженны»
[63].
Участница Боевой организации эсеров Прасковья Семёновна Ивановская:
«Это был новый человек нового поколения, яркий, с внешностью изящного джентльмена, с нерусским акцентом речи, в безукоризненном костюме, благожелательный в обращении. <…> Наружность его не была красива: маленькие карие глаза, голова, слабо покрытая волосами, небольшие усики, выражение аристократической надменности в лице, с немного остро выступавшими вперёд плечами над впалой грудью, делали его похожим на ватного дворянчика»
[64].
Владимир Михайлович Зензинов, член партии социалистов-революционеров с 1903 года:
