Книга Сожженные революцией, страница 45. Автор книги Анджей Иконников-Галицкий

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сожженные революцией»

Cтраница 45

Кто эти двенадцать человек, герои поэмы? Их образы двоятся, меняются. Чеканный шаг красногвардейцев – стражей революции («Винтовок чёрные ремни, // Кругом – огни, огни, огни…») сменяется блатной расхлябанной повадкой («В зубах – цигарка, примят картуз, // На спину б надо бубновый туз!»). Бубновый туз – лоскут красной материи, который нашивали на бушлаты каторжников, на спину и грудь, чтобы при попытке побега конвоирам удобнее было целиться в беглеца. Так кто же перед нами? Красногвардейский патруль, защищающий завоевания революции, или вооружённая банда грабителей и убийц? И то и другое. В революционном Петрограде трудно было по внешнему облику отличить налётчиков и погромщиков от защитников революционного правопорядка – в этом Блок мог убедиться во время погрома винных складов на Пряжке. Два мотива – уголовный и революционно-маршевый – всё время звучат, перебивая друг друга, во фрагментах поэмы со второго по десятый. В одиннадцатом фрагменте маршевые ритмы побеждают и «блатная музы́ка» окончательно перекрывается лозунгом-призывом «Вперёд, вперёд, // Рабочий народ!».

В заключительном фрагменте шаг двенадцати становится державным. Старый мир отвергнут, он с поджатым хвостом ковыляет позади. Но впереди-то кто?


– Кто там машет красным флагом?
– Приглядись-ка, эка тьма!
– Кто там ходит беглым шагом,
Хоронясь за все дома?

Он невидим и неведом. Уж не враг ли он, тот самый, неугомонный, который не дремлет? «Выходи, стрелять начнём!» И стреляют – в него? Или в пустоту? Отзывается на выстрелы и выкрики только эхо – смех вьюги. Так кто же он?

С неожиданной и безоговорочной ясностью Блок завершает: «Впереди – Исус Христос». Так определён путь двенадцати: от разорванного плаката «Вся власть Учредительному собранию!» к невидимому Христу.

Образ Христа, появляющийся в финале «Двенадцати», – главная загадка поэмы. Этот финал вызвал яростное негодование врагов поэмы («Ложь! Кощунство! Христос во главе шайки красных безбожников!») и более или менее сдержанное неприятие большинства её поклонников («Это ошибка Блока; не Христос, а матрос!»). Блок и сам себе не мог объяснить, почему – Христос. Колебался.

Запись в записной книжке Блока от 18 февраля:

«Что Христос идёт перед ними – несомненно. Дело не в том, “достойны ли они Его”, а страшно то, что опять Он с ними и другого пока нет; а надо Другого —?» [131].

Отношение Блока к Христу всегда было сложным, двойственным – до враждебности – и очень личным. Тем более примечательна та решимость, с которой он поместил образ Христа в финал «Двенадцати» и, главное, сохранил его в дальнейшем, несмотря на критику, недоумение, угрозы. Но ведь в самом деле: попробуйте заменить Христа кем-нибудь или чем-нибудь другим – и вся поэма потеряет значение и смысл. Нет сомнения: Блок увидел в революционной вьюге то, чего не смогли увидеть другие. Увидел не по своей воле, а потому, что был наделён особым (должно быть, пророческим) зрением и не умел лгать.

В Евангелии от Иоанна, которое Блок перечитывал именно в январе 1918 года, сказано, что Христос есть Слово, которое было от начала у Бога и которым всё начало быть, что начало быть. Он – Хозяин и Творец истории. Он ведёт человека и человечество из прошлого в будущее. Исторический путь человечества – как бы тяжёл, мучителен, жесток он ни был – есть путь от небытия ко Христу. Революция – Блок был в этом уверен – есть не падение в небытие, а мучительный и страшный рывок из прошлого в будущее. Значит, впереди – Христос.

VI
Эпилог Блока

В день завершения «Двенадцати», 29 января (11 февраля [132]) 1918 года, телеграф разнёс по всему миру две ошеломляющие новости. Глава советской делегации на мирных переговорах в Брест-Литовске Лев Троцкий в ответ на германский ультиматум объявил, что Россия мир не подписывает, войну не ведёт и армию демобилизует. В ответ с германской стороны последовало заявление, что отказ от подписания договора означает прекращение перемирия. Война, таким образом, возобновляется. Советская Россия должна вести её в условиях революционного хаоса и полного распада армии.

На следующий день, 30 января, Блок написал стихотворение «Скифы». Оно было опубликовано всё в том же «Знамени труда» 20 февраля (по новому стилю). Германские войска уже продвигались к Петрограду; спешно формировались отряды Красной армии; по городу носились слухи о скором пришествии немцев. Левые эсеры, анархисты, наиболее непримиримые большевики (левые коммунисты) повсюду выкрикивали лозунги «революционной войны».

«Скифы» – едва ли не единственное стихотворение Блока, которое можно назвать политическим. Впрочем, политическая тема в нём вторична; она рождается как продолжение темы революционной стихии, которая служит фоном поэмы «Двенадцать». В этот момент Блок по своему ощущению шума революции был близок к левым эсерам – боевым романтикам и жестоким мечтателям, свято верившим в наступление новой эры: всемирного союза трудовых коммун. Им, как и Блоку, был чужд приземлённый прагматизм большевиков-ленинцев. Идея великого революционного похода с Востока на Запад вдохновляла их. На какое-то время вдохновила она и Блока, принципиального противника и ненавистника войны.

Правда, Блок и здесь идёт своим путём, он вне партий. В его стихотворении озвучена не мечта о мировой коммуне, а старый мотив, варьировавшийся у Пушкина, славянофилов, Достоевского, Владимира Соловьёва, мотив, переложенный на музыкальный лад революций и войн XX века. Россия отворяет и затворяет врата Востока; она веками укрывала Запад от восточной угрозы. Отвергнутая Западом, она откроет шлюзы – и Запад будет сметён жёлтой волной. Концепция не новая, совершенно искусственная, плод кабинетного теоретизирования, но в революционные годы она переживала второе рождение. Схожие идеи вынашивал в это время неприметный казачий офицер барон фон Унгерн-Штернберг, незадолго до революции изгнанный из полка и отданный под суд за воинское преступление. В то время, когда в Петрограде читатели «Знамени труда» передавали из рук в руки газетные листы со свежеотпечатанными строфами блоковской оды, Унгерн мчался в поезде встречь солнцу, чтобы в далёкой Даурии в условиях разрастающейся Гражданской войны начать великое дело: воссоздание державы Чингисхана. Засим его мысленному взору представлялся крестовый поход с Востока на Запад; уничтожение прогнившей западной цивилизации вместе с её порождением – коммунизмом; установление над всем миром буддийского неба Майтрейи и закона Чингисхановой Ясы. Деятельность этого безумца, умевшего, однако, одерживать победы, станет прямым воплощением в жизнь блоковского предвидения о том, как


…свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!..

«Скифами» закончился короткий и бурный творческий подъём – последний в жизни Блока. За последующие три с половиной года он напишет всего четыре новых стихотворения да ещё несколько незавершённых набросков и стихотворных шуток. Собственно говоря, после «Двенадцати» и «Скифов» начинается его смертный путь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация