Стихийно стали возникать антибольшевистские вооружённые формирования и центры противостояния большевикам (на Дону и Кубани, на Урале, в Поволжье, в Сибири). Внезапно – в конце мая – начались военные действия чехословаков против красных. В одночасье – в июне – появились альтернативные правительства: в Самаре, в Омске. В самой Москве к началу июля обостряется – до готовности кровопролития – конфликт между большевиками и их вчерашними друзьями, левыми эсерами. Савинкову и его организации (в которой, по его же утверждению, насчитывалось около восьмисот человек, преимущественно офицеров) нужно срочно делать что-то, чтобы не оказаться пассивными жертвами текущих событий.
В начале июля савинковский «Союз» пытается вмешаться во всеобщую свалку: захватить три города – Рыбинск, Ярославль и Муром. Почему эти города? Был ли тут какой-то план? Если и был, то вполне фантастичный: захватить и дождаться подхода войск Антанты с севера, из Архангельска. А может быть, и не было никакого плана. Просто в этих городах наличествовали свои люди. Однако ж там, где неисполнимы планы, результат действий определяет случай. Случайно савинковцам могло повезти; но случайно не повезло. 6 июля заварилась кровавая каша в Ярославле и кипела две недели. 8 июля сам Савинков вместе с Дикгофом (супружеская пара Дикгоф-Деренталь теперь всюду сопровождает своего вождя и возлюбленного) и несколькими десятками соратников поднимает стрельбу в Рыбинске; тут неудача, мгновенная и полная. 9 июля – неудача в Муроме. Итог, как и во времена Боевой организации: одни убиты, другие в тюрьме, а Савинков скрылся. Только количество убитых на сей раз измеряется сотнями, а то и тысячами.
На этом самостоятельная роль Савинкова в русской смуте завершается. Он вскоре появляется в Казани, присоединяется к Народной армии Комуча (одного из эфемерных правительств того времени), потом пытается играть какую-то роль при Уфимской директории, при её главнокомандующих – Болдыреве, потом при Колчаке. Но с колчаковским штабом ему невозможно ужиться, так же как с Донским советом: эсеров, даже бывших, там не жалуют. Савинков оказывается во Франции в роли представителя неизвестно кого при неизвестно чём (формально он – один из членов Русской заграничной делегации, действующей от имени Колчака). Вновь отдаётся писательству и публицистике.
1920 год – война Советской России с Польшей. Савинков вдохновляется, ему кажется, что это – шанс. Он мчится в Варшаву, лепит там ещё одну организацию – «Русский политический комитет» с неясными целями; участвует в партизанско-бандитских рейдах отпетых авантюристов-головорезов Булак-Балаховича и Энгельгардта (об этом – написанная по горячим следам повесть «Конь вороной»)… И снова всё заканчивается крахом и даже высылкой из Польши. Новый савинковский легион, «Народный союз защиты Родины и Свободы», созданный в 1921 году, влачит жалкое существование, не находя поддержки у западных политиков или находя поддержку кисло-вялую. Ни к чему не ведут встречи и беседы с советским полпредом Красиным и со стремительно набирающим политический вес Муссолини (эту встречу устроил старый знакомый – писатель и журналист Александр Амфитеатров, тоже вознёсшийся на волне семнадцатого года и тоже выброшенный русской бурей в эмигрантское полубытие).
Главная причина неудач – изменившаяся реальность. Россия в 1922 году – совсем не та, что в 1918-м. Страна, измученная долгими годами войны и смуты, жаждет только одного: мира и хоть какого-нибудь порядка. Жертвенные особи, фанатики смертоубийства, по большей части истребили друг друга. Большевики из разрушителей превратились в восстановителей великой державы – правда, не под трёхцветным, а под красным знаменем, но какая разница? Нэп вовсю шумит и торгует; в крестьянские массы вот-вот будет кинут аппетитный лозунг «Обогащайтесь!». В людях, в умах и душах людей, нет больше материала для савинковских экспериментов. За ним не пойдут; а если он будет упорствовать – от него отделаются при первом удобном случае.
Всего этого Борис Викторович не видел, не хотел видеть из эмигрантского далёка. Увидеть свершившееся значило признать очередной свой крах на пятом десятке лет жизни. Он пытается создать в России своё собственное подполье. Он сам рвётся в Россию – готовить акты прямого действия, руководить верными последователями, глядеть в их горящие глаза… В общем – жить.
В 1922 году повзрослевшие и поумневшие чекисты втянули Савинкова в роковую для него авантюру, носившую в чекистской документации кодовое наименование «Синдикат-2». Об этой истории мы рассказывать не будем: она подробно и в основном достоверно (если убрать идеологические акценты и заклинания) описана Д. Л. Голинковым («Крушение антисоветского подполья в СССР». М., 1975) и В. И. Ардаматским (роман «Возмездие», 1968). Под контролем Контрразведывательного отдела ВЧК-ОГПУ специально для Савинкова была создана иллюзорная сеть подпольных антибольшевистских организаций, ждущих только чудесного явления своего лидера, чтобы вступить в последний и решительный бой. 15 августа 1924 года Савинков вместе с непременной четой Дикгоф-Деренталь нелегально перешёл границу Советской Белоруссии. На следующий день все трое (и четвёртый – сопровождавший Савинкова участник «Народного союза» Иван Фомичёв) были арестованы на конспиративной квартире в Минске. Через два дня Савинков находился уже в Москве, во внутренней тюрьме ОГПУ на Лубянке.
Суд состоялся стремительно. 27–28 августа четыре заседания. Савинков признал себя виновным (с небольшими оговорками) по всем пунктам. Любови и Александру Дикгоф обвинение не предъявлялось, к суду они привлечены были только как свидетели. (Об их роли в аресте Савинкова распространялись разные версии и слухи, но не пойман – не вор).
29 августа – пятое заседание, приговор: «Верховный Суд приговорил Савинкова, Бориса Викторовича, 45 лет, по ст. 58, ч. 1, Уголовного Кодекса, к высшей мере наказания, по ст. 59 и руководствуясь ст. 58, ч. 1 – к тому же наказанию, по ст. 64 и руководствуясь 58, ст., ч. 1 – к тому же наказанию, по ст. 68, ч. 1, – к тому же наказанию, по ст. 76, ч. 1, – к тому же наказанию и по ст. 70 – к лишению свободы на пять лет, а по совокупности – расстрелять с конфискацией всего имущества»
[146].
В тот же день этот пятикратный смертный приговор постановлением Президиума ЦИК был заменён десятью годами лишения свободы. Очевидно, с Савинковым было заключено какое-то соглашение о сотрудничестве. Возможно, в этом поучаствовали Александр и Любовь. Если верить свидетельствам чекистов и воспоминаниям последней возлюбленной Савинкова, вчерашний смертельный враг большевиков приступил к отбыванию наказания в изумительно комфортных условиях. Во внутренней тюрьме Лубянки ему якобы была отведена камера-квартира со всеми удобствами; предоставлена возможность читать, писать, совершать прогулки в город (под охраной, конечно). Более того, с некоторых пор Любови Дикгоф разрешено подолгу находиться с ним наедине в камере – фактически жить там с ним…
Но так ли это было на самом деле? Нашу уверенность перечёркивает событие, официально датируемое 7 мая 1925 года. В 11 часов 20 минут пополудни заключённый Савинков выпал из окна кабинета замначальника Контрразведывательного отдела ОГПУ Романа Пилляра (пятый этаж) и разбился насмерть. По официальной версии – самоубийство. Альтернативная версия вполне очевидна.
