Светлым днём 26 марта на Лубянской площади раздался редкий ещё тогда для Москвы звук: рык автомобильных моторов, скрип тормозов. В клубах весенней пыли перед помпезным зданием конторы торгового общества «Кавказ и Меркурий» замерли два покарябанных авто, грузовое и легковое. Из них вышли люди необыкновенного вида: кто в бушлате, кто в шинели, кто в кепке, кто в бескозырке; один в кожаной куртке, ещё один в чёрном долгополом пальто. Группа странных личностей – человек пять – решительно двинулась к дверям, и через пару секунд на них с испугом воззрились служащие «Кавказа и Меркурия». Личности с ног до головы были увешаны оружием: гранаты на поясах, пулемётные ленты через плечо, в руках – револьверы. Возглавляли банду двое: высокий седеющий красавец с огненным взором и щуплый кривоногий субъект в кожанке.
– Мы – анархисты! – крикнул субъект. – Руки вверх! Всем сидеть и стоять смирно! Идёт экспроприация!
– Ни с места, буржуйское отродье! Молитесь Богу! Или лучше кайтесь, ибо ваш бог – мамона! – возгласил красавец поставленным театральным голосом.
И потряс в воздухе чистеньким – как бутафорским, с иголочки – чёрным маузером.
В Москве уже успели привыкнуть к анархистским экспроприациям, которые совершались в последние месяцы чуть ли не ежедневно. Служащие общества покорно задрали запятнанные чернилами руки; управляющий уже был готов отмыкать кассы. Общество в ближайшее время подлежало национализации, и лежащие в сейфах ценности уже никому не принадлежали, кроме этого странного, сумасшедшего большевистского государства. Однако, вопреки ожиданиям перепуганных служащих, вооруженные личности ринулись не к бронированным сейфам и несгораемым кассам, а, размахивая воронёными стволами, побежали во двор. Там стояло несколько подвод, гружённых небольшими холщовыми мешками. Двое анархистов с револьверами остались караулить клерков, а остальные вывели подводы на улицу, быстро перекидали мешки в грузовик. Кривоногий напоследок бросил управляющему какой-то клочок бумаги, и через несколько минут вся компания скрылась в солнечном тумане вместе с добычей.
Что содержалось в невзрачных серых мешках? Не денежные купюры, не золото, не драгоценные камни, а опиум. Двести мешков по десять фунтов каждый. Восемьсот килограммов. Ни много ни мало.
Зачем опиум «Кавказу и Меркурию»? Этот вопрос заинтересовал агентов ВЧК, которые прибыли на место происшествия через полчаса после налёта.
Особую пикантность ситуации, между прочим, придавало то обстоятельство, что странное ограбление произошло ровно в полусотне шагов – через улицу – от здания страхового общества «Россия», только что переданного Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. Сотрудники ВЧК несколько дней назад начали обживать его – и вот, под носом у товарища Дзержинского дерзкое ограбление. Поэтому допрос агенты вели нервно, на повышенных тонах.
Служащие торгового общества и управляющий (лица которых, едва успевшие оттаять, при появлении чекистов вновь стали приобретать зеленоватый мертвецкий оттенок) наперебой твердили агентам, что опиум законный, что закуплен он был легально для московских аптек. Действительно, до марта 1918 года оборот наркотических веществ в России не был запрещён и аптеки имели право использовать опиум, морфий и прочие одуряющие вещества для изготовления препаратов и даже продавать в чистом виде. Весной 1918 года советская власть запретила торговлю наркотиками. Вот у «Кавказа и Меркурия» и скопились остатки товара – якобы ожидали уничтожения. Объяснив сие, управляющий дрожащей рукой протянул чекистам мятый листок (тот, брошенный экспроприаторами), на котором читались машинописные буквы: «Московский Совет рабочих и солдатских депутатов…» и смутным пятном темнела круглая неразборчивая печать.
– Вот, граждане, ордер, – промямлил он, облизнув пересохшие губы. – Они ж с бумагой… Кто ж их знает, грабители или власть…
Не успев удержать вылетевшие слова, управляющий побледнел и запнулся. Но чекистам было не до дурацких оговорок какого-то контрика. Крупная ценность похищена, и неизвестно, для каких целей. Будет ли она брошена в топку разводящего пары паровоза Гражданской войны? И куда этот паровоз покатит – к белогвардейцам или к чернознамёнцам, к немцам или к казакам?
Тогдашние чекисты были народ в сыскном деле новый, неопытный, но даже для них найти налётчиков не составило труда: анархисты не только не скрывали своих криминальных проделок, но выставляли их напоказ. Те двое, руководившие налётом, известны были чуть ли не всей Москве. Как выяснили члены следственной группы после сопоставления показаний потерпевших и свидетелей, субъект в кожанке – не кто иной, как Фёдор Горбов, в недавнем прошлом рабочий-пекарь и политический ссыльный, а ныне член ВЦИКа Советов от Федерации анархических групп Москвы.
А вот седоватый красавец… – тут один чекист сел, другой встал, третий присвистнул – знаменитейший актёр, дебошир и авантюрист всероссийского масштаба Мамонт Дальский.
Через три дня чекисты – по личному распоряжению Дзержинского – нагрянули в гостиницу «Метрополь». Это здание в стиле модерн, расположенное в двух шагах от Кремля, весной 1918 года было чем-то вроде всероссийского политического общежития. Здесь обитали большевики, эсеры и меньшевики, комиссары Советского правительства и заклятые враги всякой власти, анархисты. Здесь же находилась штаб-квартира Московской федерации анархических групп. В номерах, занимаемых анархистами, был проведён обыск. Обнаружены бомбы, оружие, крупные суммы денег. Идя дальше по следу, чекисты задержали тёмного дельца Журинского. У него нашли часть похищенного в «Кавказе и Меркурии». Эту партию идейные грабители продали Журинскому за сто тысяч рублей. Деньги тоже нашлись – на квартире Мамонта Дальского. Деньги от Журинского получал именно он. Дальский был арестован.
II
Из досье…
Из личного дела Мамонта Дальского (если бы таковое было в руках у сотрудников ВЧК и если бы оно вообще существовало).
Фамилия, имя, отчество: Мамонт Викторович Неёлов.
Сценический псевдоним: Дальский.
Время и место рождения: 2 сентября 1865 года, село Кантемировка (это в Харьковской губернии, но ближе к Полтаве).
Происхождение: из дворян. Отец: Виктор Владимирович Неёлов, помещик небогатый, но человек, по-видимому, уважаемый, избирался мировым судьёй и предводителем дворянства. Дворянство его, однако, не древнее: с XVIII века, окончательно утверждённое только в предшествующем поколении. (Слухи о родстве с Ганнибалами, а через них с Пушкиным никаких документальных оснований не имеют.) Мать: Екатерина Андреевна Крыштофович, дочь гвардии поручика (чин невысокий, равный IX классу Табели о рангах).
Интересная деталь: дети Виктора Владимировича и Екатерины Андреевны были причислены к роду Неёловых не при рождении, а определением Харьковского дворянского собрания от 18 мая 1881 года. Стало быть, рождены они были до вступления родителей в законный брак. Впрочем, с кем не бывает.
Детей в семье восемь; кроме Мамонта – Софья, Ипполит, Сергей, Виктор, Екатерина, Владимир и Магдалина. И все, кроме старших Ипполита и Софьи, свяжут свою жизнь с театром. Сергей – актёр, театральный псевдоним Ланской. Виктор – актёр, сценограф, режиссёр, псевдоним Ромазанов. Екатерина – актриса, псевдоним Дальская. Магдалина – актриса, антрепренёр, псевдоним – тоже Дальская (по семейному преданию, именно от её уменьшительного имени – Даля – и был образован общий для двух сестёр и старшего брата псевдоним). Эта прекрасная Даля, по всей вероятности, отличалась живым темпераментом плюс авантюрным складом характера и жизнь свою закончила неблаголепно. В 1911 году, во время гастролей её труппы в Чите, в гостинице Даурской при неясных обстоятельствах погиб от огнестрельного ранения некий актёр Бартенев (псевдоним?). Магдалина Неёлова-Дальская была обвинена в убийстве и отдана по суд. Вскоре она скончалась, тоже не совсем ясно как, и дело осталось нераскрытым.
