Из воззвания «Верующим сынам Православной Церкви России», подписанного епископом Антонином (Грановским) и девятью «представителями прогрессивного духовенства», в том числе Александром Введенским (стиль воззвания заставляет предполагать авторство Введенского):
«Братья и сестры во Христе! В течение последних лет, по воле Божьей, без которой ничего не совершается в мире, в России существует Рабоче-Крестьянское Правительство. Оно взяло на себя задачу устранить в России жуткие последствия мировой войны, борьбы с голодом, эпидемиями и прочее нестроение государственной жизни. Церковь фактически оставалась в стороне от этой борьбы за правду и благо человечества. Верхи священноначалия держали сторону врагов народа. <…> А теперь на наших глазах произошло такое тяжёлое дело с обращением церковных ценностей в хлеб для голодных. Это должно было быть подвигом добра к погибающему брату, а превратилось в организованное выступление против государственной власти. Это вызвало кровь. Пролилась кровь, чтобы не помочь Христу – голодающему. Отказом помощи голодному церковные люди пытались создать государственный переворот. Воззвание патриарха Тихона стало тем знаменем, около которого сплотились контрреволюционеры, одетые в церковные одежды и настроения. Но широкие массы народные и большинство рядового духовенства не пошли на их призыв. Совесть народная осудила виновников пролития крови…»
[273]
Остановимся. Довольно. Слишком велика концентрация лжи и цинизма. Заведомая ложь в каждом слове, за каждым поворотом сюжета. Камень назван хлебом, а хлеб превращён в камень. В пролитии крови виноват патриарх Тихон, и совесть народная осудила его… Сам отец лжи не сказал бы лучше.
На этом мы прерываем наш рассказ.
Несколько слов о последствиях (только факты).
Вырванное у патриарха отречение не состоялось. (Да и было ли отречение? Свидетелей нет: один Тихон против семерых врагов, из которых двое – гэпэушники – вооружены…) Красная власть не решилась расправиться с патриархом, которого любил православный народ и к которому уважительно относились даже чекисты. В июне 1923 года, после одиннадцати месяцев строгой изоляции в Донском монастыре и двух месяцев заключения в тюрьме ГПУ на Лубянке, он был освобождён. Православный народ продолжал видеть в нём главу Церкви, и с этим ничего невозможно было поделать. 7 апреля 1925 года, в праздник Благовещения, патриарх Тихон скончался в возрасте шестидесяти лет.
Созданное стараниями Введенского, Красницкого, Тучкова и прочих Высшее церковное управление (позднее переименованное в Высший церковный совет, ещё позднее – в Синод) держалось только на благоволении ГПУ. Все это понимали. Верующие ненавидели «вецеушников», «живоцерковцев»; слово «обновленец» стало ругательным. Власти использовали раскол главным образом для того, чтобы лишить патриаршую церковь имущества и храмов (до девяноста процентов церковной недвижимости было передано «обновленцам») и иметь постоянный повод для репрессий в отношении духовенства, не признавшего обновленческой революции
[274].
Церковь была ограблена, но конфискованных ценностей оказалось гораздо меньше, чем предполагалось: всего на сумму 4 650 810 золотых рублей. На нужды помощи голодающим из этой суммы пошло, по разным оценкам, от пяти до сорока пяти процентов; остальное – Советскому государству. Да и помощь голодающим запоздала: хороший урожай 1922 года прекратил бедствие.
Зато репрессии развернулись вовсю. В 1922–1923 годах в Советской стране состоялись сотни судебных процессов по «церковным делам»; общее число привлечённых к суду – около десяти тысяч человек; общее число погибших – более двух тысяч (впрочем, иногда приводятся данные о количестве убиенных втрое-вчетверо большем). Заключены в тюрьмы или отправлены в ссылку шестьдесят шесть архиереев – половина епископата Русской православной церкви. (Ради справедливости отметим, что таким же гонениям подверглись и другие религиозные конфессии.) Обновленческая печать исправно клеймила репрессированных, а обновленческий Синод не стеснялся предавать анафеме наиболее видных из них.
Это, конечно, было предвестие ещё больших бед. Ход второй в многоходовой дьявольской партии.
В Петрограде 10 июня 1922 года начался суд над группой священнослужителей и мирян во главе с митрополитом Вениамином. 5 июля прозвучал приговор: Вениамину и ещё десяти обвиняемым – расстрел. (Тут, как и на московском процессе, число смертников равно числу апостолов, оставшихся после предательства Иуды.) Семеро были помилованы, митрополит Вениамин, архимандрит Сергий (Шеин), миряне Юрий Новицкий и Иван Ковшаров расстреляны 13 августа того же года.
Митрополит Вениамин, как мы помним, покровительствовал Введенскому, видя в нём талантливого соратника в противостоянии с безбожной властью. После казни митрополита пошёл гулять рассказ (может быть, легенда, может быть, правда): мол, Введенский, узнав о грядущем аресте своего покровителя, примчался к нему и, войдя в келью одновременно с гэпэушниками, попросил у владыки благословения. Вениамин ответил:
– Полноте, отец Александр, мы не в Гефсиманском саду.
Если это легенда, то она вполне равнозначна правде. Становится понятно, кто тот двенадцатый, чьё имя отсутствует в смертных приговорах.
Что касается самого Введенского, то ему предстоит прожить ещё двадцать четыре года. Он выполнит всю ту программу, которую преподнёс ему диавол в видении инока Серафима. Он сбреет бороду, разведётся, женится снова, ещё раз разведётся и женится. Обновленческим собором и Синодом будет возведён в сан епископа, архиепископа, митрополита. (Митрополит-троежёнец – наверное, единственный за всю историю православия. Впрочем, не будем придираться к мелочам.) После того как умрут или разбегутся все сколько-нибудь значительные деятели обновленческого движения, он станет (по сути дела, сам себя провозгласит) «первоиерархом Русской церкви». Возглавляемая им «красная церковь» растает, как весенний сугроб, но его жизнь все эти годы будет протекать в благополучии (семейные скандалы не в счёт) и материальном довольстве. Он будет выступать на диспутах (пока разрешено, до начала тридцатых годов) и произносить пламенные проповеди (до самой предсмертной болезни). У себя дома он будет музицировать и собирать картины (по большей части подделки, как окажется после его смерти). И умрёт, и будет отпет в храме Пимена Великого, последнем прибежище никому не нужных «обновленцев».
