Летом-осенью 1993 г. у жителей региона Вольск – Шиханы появились многочисленные поражения, в частности дерматозные поражения кожи, от «неустановленных» причин. Они могли быть вызваны действием веществ, образовавшихся от ОВ, которые уничтожались в это время (и ранее) на военно-химическом полигоне методом открытого подрыва химических боеприпасов.
В 1993 г. произошла авария на ж/д перегоне пос. Кизнер (Удмуртия), недалеко от того места, где находится склад артхимбоеприпасов [43, 870]. Сообщать стране о той беде ТАСС уполномочен не был.
В конце года в прессе России было впервые сформулировано и описано такое понятие, как военно-химический комплекс (ВХК) [12, 43].
В 1994 г. раскачка военных химиков России продолжалась.
В январе российское общество впервые официально оповестили о всех семи местах складирования химоружия (поименно) [852]. До объяснения причин, почему число складов сократилось (раньше их называли 817), не снизошли.
В феврале на заседании МНТС при генерале А. Д. Кунцевиче состоялось прямое столкновение подходов к химическому разоружению (и стоящих за этим химических генералов). Позиции сторон были предельно обнажены. С одной стороны, армия в лице генерала Ю. В. Тарасевича уже была готова проводить уничтожение химоружия на только что объявленных семи складах его хранения. У генерала А. Д. Кунцевича была иная позиция. А еще в процессе обсуждения руководителю «ФГУП Базальт» (бывшего артиллерийского завода «Мастяжарт», впоследствии ГСКБ-47) пришлось долго объяснять военным химикам, что они не совсем в курсе дела и что уничтожение химических боеприпасов кассетного типа – это очень серьезное и опасное дело. А те почему-то и в мыслях не держали специально планировать опасные работы с кассетными боеприпасами в своих концепциях уничтожения химоружия [914].
24 марта вновь избранная Государственная Дума РФ провела слушания об участии России в международных соглашениях о ликвидации химоружия. То был общий разговор, далекий от экологии и конкретной практики. Поскольку на слушаниях выступили конкурирующие химические генералы (А. Д. Кунцевич и Ю. В. Тарасевич) с двумя разными концепциями уничтожения химоружия, им был дан совет подготовить согласованный документ. Среди прочего слушания рекомендовали президенту и правительству подготовить проект закона «Об обязательном государственном страховании граждан, их собственности от аварий на объектах по хранению и уничтожению химического оружия». Проект тот не появился, да и в будущем парламентарии уже не опускались до такого «гуманизма». Были на слушаниях и откровения. В ответ на ложь генерала А. Д. Кунцевича (будто бы на заводе химоружия в Новочебоксарске «показатели по уровню травматизма в цехе, где производилось химическое оружие, в 10 раз ниже по сравнению со средним уровнем по химической промышленности») секретные медики сообщили вслух уже известное – о возможности возникновения у людей острых последствий в результате хронических отравлений малыми дозами ОВ, которые могут проявиться через 5–10 лет. Деятель ведомства охраны природы РФ признался, что данными о местах захоронения и затопления химоружия он не располагает и (это было видно) обладать не стремится. Тогда же граждане узнали о наличии на складах в стране кассетных химических боеприпасов – генерал Ю. В. Тарасевич был вынужден почти прямо отвечать на прямо поставленные вопросы [44, 825].
Летом завершилось полное информирование США о химоружии России, подлежавшем уничтожению [828]. Какие-то информационные крохи перепали и собственным гражданам. Именно в том году количество имевшихся в стране запасов ОВ без объяснения причин было снижено с ранее объявленных 50 тыс. т [837] до 40 тыс. т [825]. Впрочем, и без высочайших объяснений было ясно – излишек решили тайно от всех сжечь (как это армия проделывала и раньше [664]). И сожгли [53]. Так называемая «химическая баня» в районе пос. Мирный (ст. Марадыковский) в 1985–1991 гг. активно (тайно) уничтожала иприт-люизитные смеси (называют по крайней мере 700 т) на варварской установке. Жители называют также тайное уничтожение 200 т зарина. В результате этого местность в воинской части и вокруг нее оказалась на долгие годы зараженной. Возникла также группа людей, заболевших и погибших вследствие именно этого химического произвола армии.
США как-то попытались помочь ВХК России найти себя в обществе. Во всяком случае, в 1994 г. Центр Генри Стимсона (США) подготовил, перевел на русский язык и разослал высшим учреждениям России откровенный доклад об опыте США по работе с гражданским населением в связи с деятельностью военно-химических объектов по химическому разоружению [943]. Документ тот характеризует различия в менталитете властей двух стран. Среди прочего там говорилось о «гражданах, которые… имеют возможность анализировать результаты, входить в диспетчерскую и сидеть в ней круглые сутки, если это необходимо». Вряд ли поняли российские химические генералы и их полковники ценность американского документа для их работы, и он так же исчез в недрах ВХК, как и великое множество остальных бумаг. Без последствий. Во всяком случае, и в 1996 г. советский химический генерал С. В. Петров истово выступал (и, будучи руководителем, действовал) против знакомства своих сограждан хоть с чем-нибудь, что бы касалось функционирования объектов химоружия [849].
Мартовские слушания в Государственной Думе РФ о делах в химическом разоружении [44, 825] даром не прошли – армия перешла в жесткое контрнаступление.
В апреле утратил свой пост химический генерал А. Д. Кунцевич, а генерал С. В. Петров стал лидером химического разоружения. От его «руководства» страна освободилась лишь через пять лет.
В мае 1994 г. вице-премьер правительства РФ О. Н. Сосковец посетил Чувашию и попытался организовать сохранение потенциала по производству химоружия на ЧПО «Химпром» (заодно надавав много неисполнимых обещаний) [882]. В июне чиновник Государственной Думы РФ В. Н. Трофимов объявил, что хотя химоружие будет поражать мирное население, «следовало бы еще раз подумать, правильно ли отказываться от такого эффективного и относительно дешевого оружия» [845]. Вот так, озвучив армейский заказ, ВХК захотел сохранить военно-химическое превосходство над партнерами по переговорам о химическом разоружении [44, 871]. А в сентябре химический генерал Ю. В. Тарасевич поделился со страной стенаниями на тему, «не ослабит ли ликвидация химического оружия обороноспособности России». Попутно солгав насчет уровня опасности (будто бы в химбоеприпасах на складах «нет взрывателей и взрывных зарядов») [29]. Это он так скрывал наличие кассетных химических боеприпасов. И во время слушаний в Государственной Думе РФ 11 октября у ВХК трудностей уже не было – представители Генштаба добились откладывания ратификации Россией Конвенции о запрещении химоружия, так что ждать пришлось еще три года [58]. В свою очередь, общественные организации предупредили общество о заговоре медных касок России против химического разоружения [876, 878]. А также о необходимости ратифицировать Конвенцию о запрещении химоружия и о выполнении ее таким образом, чтобы на первом плане была химическая безопасность людей и чтобы последнее слово при исполнении конвенции было за жителями регионов, где находится химоружие [44]. Что до лоббиста В. Н. Трофимова, то «взяли» его много позже и не на химических, а на ядерных делах (девять лет колонии строгого режима).
