Внезапно он решил: а-а-а, пошло все к черту! – и стремительным шагом покинул магазин. Ему нужно было срочно глотнуть свежего воздуха, перевести дух. Сбросить с себя мучительные, столь непривычные ощущения…
Андрюша Саблин, известный ближним и дальним знакомым своей ленью, на самом деле – и вопреки этому мнению – был легок на подъем, с удовольствием занимался в спортзале и даже мог, в случае надобности (помочь друзьям, к примеру), таскать тяжести. Потому что леность ему была присуща отнюдь не физическая, а психологическая. Вот чего он не выносил: душевно напрягаться. Не любил зависеть, подчиняться, выполнять чужие указы и следовать чужим решениям. В делах и отношениях он не выносил суеты, необязательных хлопот и ненужного беспокойства. Все это являлось для него разрушительным напряжением.
Андрей никогда не задумывался, отчего он такой. Свободолюбие ли это повышенное? Или низкая стрессоустойчивость, как нынче говорят? Физически он двигался легко и быстро, но внутренне – эмоции, реакции – все проистекало медленно, словно широкая река степенно и неспешно несла свои воды. И когда этот ритм нарушался кем-то или чем-то, то река, неожиданно наткнувшись на препятствие, выходила из берегов, затопляла его сознание хаосом.
Ему повезло с рождения: природа наградила его умом и хорошей памятью, обаянием и симпатичной внешностью, чувством юмора и той очаровательной любвеобильностью, при которой каждому, попавшему в его орбиту, доставалась порция Андрюшиного душевного тепла. Люди его любили, и все удавалось ему играючи, без малейшего напряжения. Того самого, которое он не переносил. Сибаритство и вправду казалось ему верхом совершенной жизни, где полностью отсутствовал малейший напряг, – поскольку отсутствовали причины для него. И до сих пор Андрей успешно лавировал между айсбергами жизненных проблем, умело уворачиваясь от их калечащих глыб. И бизнес его был легким, веселым, и отношения с женщинами приятными, без обязательств. Без тех эмоций, которые, как дикая кошка, запускают когти в душу. А потом начинают раздирать ее, рвать и калечить. По крайней мере, так ему представлялись отношения, которые он наблюдал у своих друзей.
Андрюша Саблин делал все, чтобы избежать подобных страстей. В чем был весьма успешен до сих пор.
И вот, нежданно-негаданно, его накрыло. Влечение к Диане, душевное и физическое, полностью перевернуло его представления о любви. Он и не подозревал, как она может сносить крышу. Он и не догадывался, когда снисходительно жалел своих бедолаг-друзей, что это неодолимая сила, почище урагана, который отрывает тебя от любой опоры и несет, по своей прихоти, в неведомые края. В тридевятое царство, в тридесятое государство. Туда, блин, куда совсем не собирался.
Все, сказал себе в этот момент Андрей Саблин, хватит. Любовь – это прекрасно. Диана – еще прекраснее. Но так мучиться из-за всего этого?! Нет, нет и нет.
Он решил больше ей не звонить. Не видеться. Соответственно, никаких походов на день рождения ее странной маменьки. И вообще…
Именно в этот момент мобильный зазвонил в его кармане. Андрей посмотрел на дисплей: Диана. Вот черт… Он приготовился с ней расстаться, да не успел придумать нужных слов.
Ее голос был нежен. В нем, в глубине, вибрировали переливчатые нотки, тихое журчание.
Она предложила поужинать вместе.
Поужинать…
Вместе…
Андрей не мог устоять перед соблазном снова увидеть Диану. Он моментально забыл, что собирался исчезнуть с ее горизонта. Лишь спросил совета по поводу подарка ее матери.
– Ничего не надо. Мама равнодушна к подаркам, ты только зря деньги потратишь. А цветы, купи багульник, если есть в продаже. Или что-нибудь в таком духе: попроще, без изысков. Мимозу, к примеру, вроде бы уже появилась. Так мы встречаемся в половине восьмого, тебе подходит? Тогда записывай адрес…
Когда она дошла до слова «квартира», то и до него дошло: Диана приглашает к себе.
– Если я правильно понял… – Он немного растерялся и не сумел этого скрыть.
– Да, – усмехнулась она, – правильно.
– То есть… А что принести?
– Ничего.
– Как так, я же не могу с пустыми руками!
– Ладно, захвати пижаму, – она сдержала смешок.
– Пижа-а-аму? – протянул Андрей, стараясь справиться с пульсирующей волной, завладевшей его телом. – Думаешь, у меня останется время покрасоваться в ней?
– О-о-о… Многообещающе!
Диана все-таки не выдержала, рассмеялась и отключилась.
Тимофей, просматривая запись, поначалу приуныл: оказалось, та камера, которую он заметил, была нацелена на цветочную экспозицию да спины покупателей. «Поскольку руководство интересует потенциальное хищение или порча товара, а не лица граждан», – пояснил менеджер. Зато вторая камера, фиксирующая кассу, подняла его настроение, поскольку в ее обзор попадали лица покупателей, хоть и в профиль. Несмотря на то, что запись была не слишком четкой, профиль Андрея оказался вполне узнаваем, а особенно его «красивый портфельчик».
Тимофей позвонил следователю сразу же, как только вышел из цветочного магазина, попросил изъять видеозапись и приобщить к делу. Заодно предупредил о том, что приведет свидетеля, который подтвердит алиби Саблина.
Два часа с небольшим, оставшиеся до конца рабочего дня продавщицы Ани, он решил потратить с пользой и съездить к детективу, чтобы показать ему, как тот просил, снимки Вари. Предположение Алексея Кисанова, что Варю вынудили сниматься, тоже могло пригодиться для защиты: ведь Андрей Саблин никогда не был замечен в нездоровых наклонностях, да и мотива у него не имелось.
Теоретически он мог бы удовлетвориться тем, что уже имел: видеозаписью из цветочного магазина и показаниями продавщицы Ани, – однако он знал, как иной раз испаряются улики и свидетели. Посему адвокат дорожил любым фактом в пользу своего подзащитного. Чем больше, тем лучше.
Но, с другой стороны, как он будет доказывать, что у Вари в глазах страх? А следователь примется утверждать, что ничего подобного и близко нет. Не видит он, и все тут!
В кабинете на Смоленке Тимофей разложил Варины снимки на внушительном письменном столе детектива. Непристойные фотографии, от которых все время хотелось отвести глаза.
Это в тупых статейках пишут, что мужчин интересует только секс. Ну, интересует, конечно, – однако не до такой же степени, чтобы наслаждаться фотками, сделанными по принуждению! По крайней мере, нормальных мужчин, – думал Тимоша, косясь на фотографии. Он не любил насилия в любой форме. Даже в кино, которое, как всем известно, чистый вымысел.
Алексей Кисанов молчал, рассматривая фото. Их было шесть. На одном – видимо, первом по времени – Варю сняли в белье: в трусиках-стрингах и лифчике. Еще на четырех на девушке остались только стринги – крошечный треугольник ткани на лобке служил единственной ее одеждой, если уместно так выразиться. На шестой девушка оказалось совсем обнажена, если не считать сапожек на каблуках. Вернулся в кадр и лифчик, но надет он был почему-то задом наперед. Это выглядело крайне странно: застежка проходила под грудью, а лямки сзади зацеплены за уголки спинки стула, на котором Варя сидела. Ноги широко расставлены; правая вытянута в сторону, упирается высоким каблуком в пол. Левая кисть свесилась между ног, к интимной зоне – то ли прикрыть, то ли… Лица почти не видно: Варя будто смотрит вниз, на свои раздвинутые колени. Ее темные кудри струятся вдоль щек.
