– Предчувствие: Б-74 навсегда останется в прошлом.
– Мамочки! – воскликнула Лиза. – Смотрите, робот-нытик. Где ты научился слову «предчувствие»?
– Под оползнем, – ответил робот. – Боббе показалось, что это навсегда.
– Ты испугался?
– Боббе не может оперировать словом «испугался», – ответил он так, как будто обиделся. – У Б-74 искусственный интеллект, Боббе может только анализировать. Результат анализа неблагоприятный.
– Бедный мой робот. – Лиза в который раз обняла Боббе. – Домашний. Завезли далеко от дома в дикие места, где можно погибнуть. Какой ты у меня замечательный!
– Да, Б-74 замечательный, – заметил робот как бы между прочим. – Нужно ещё собирать хворост.
– Пойдём, – согласилась Лиза.
Когда они шли по мягкой замшелой подстилке леса, девочка спросила:
– А в горах ты не предчувствовал? Что я погибну?
– Нет, – ответил Боббе, – шанс выжить для тебя был выше, чем погибнуть. Люди помогают друг другу. Но все факторы поведения людей сложно прогнозировать. Боббе только учится. Сейчас прогноз относительно Б-74 – неблагоприятный. Для остальных опасность погибнуть – пятьдесят процентов.
Вечером вернулись Бен и Арнольд, принесли камни для ножей и топоров, сухой хворост и моллюсков, выловленных недалеко от водопада. Калиновского назначили главным хранителем костра, и он, хоть и чувствовал себя неважно, тут же развёл огонь и принялся запекать ракушки и обжигать сосуды – их Жанна успела слепить целых шесть. Остальные взялись за изготовление каменных ножей, топоров и скребков.
– Часть уступа из-за землетрясения обвалилась, – рассказывал Бен, – и теперь водопад разделён надвое. А может быть, вода размыла уступ, и он, упав в котёл у подножья, устроил нам землетрясение и оползень. Камней для нас меньше не стало, это самое главное.
Первым делом Бен и Арнольд оббили свои куски кремня каменными отбойниками, придав им цилиндрическую форму. Потом аккуратными ударами скололи края так, что цилиндры стали ребристыми. Обработав рёбра, чтобы они имели ровную кромку, Бен и Арнольд принялись откалывать аккуратные пластины. Жанна обрабатывала их на специально принесённом большом куске плоского песчаника, выравнивая лезвие, если оно было слишком зубчатым. Лиза тоже решила поучаствовать, и Бен передал ей свой отбойник. С первого же раза ей удалось отколоть пластину длиной сантиметров в десять, настолько тонкую, что края просвечивали. Правда, один край оказался совсем ребристым, зато второй напоминал зазубренное лезвие обычного стального ножа.
– Отличный удар! – похвалил Лизу Бен. – Аккуратно с этим скальпелем: он очень острый.
Чтобы не порезать руки, Лиза обернула лезвие лоскутом древесной коры и принялась резать мясо моллюсков, чтобы приготовить ужин. Каменное лезвие справлялось с этим, словно нож с маслом. Все выловленные антракозии открыли свои раковины за то время, пока их несли, кроме одной, и когда Лиза попыталась ножом вскрыть раковину, лезвие сломалось.
– Что ж, бывает, – усмехнулся Бен и вручил Лизе новое лезвие – толще и прочнее.
Тем временем Бен, Арнольд и Жанна, сделав достаточно скребков, принялись за каменные топоры, обрабатывая лезвия и устанавливая топорища. Вскоре стемнело, а они при свете костра всё ещё продолжали крепить топорища. Дядя Саша закончил обжиг кувшинов. Он ничем не мог им помочь, но зато придумал, как делать отчёты о состоянии флоры и фауны Ангариды: диктовал их Боббе, а тот фиксировал у себя в памяти. Этот научный текст о семеношении голосеменных изредка прерывал Бен, вставлявший важные замечания из собственного опыта, да ещё слышались вскрики Арнольда, несколько раз ронявшего себе на ногу кусок песчаника, и шипение Жанны, забывшей обернуть каменное лезвие корой и порезавшей себе ладонь… Около полуночи Лизу сморил сон, а остальные, кажется, не спали совсем. По крайней мере, утром все орудия для выдалбливания второго ствола были готовы.
На их счастье, следующие несколько дней прошли без дождей. Лишь однажды налетели тучи, но едва они успели уронить на землю первые тяжёлые капли, как ветер прогнал их дальше. Ствол, поваленный оползнем, лежал неудобно для обработки, криво. Но, действуя с одной стороны жердями как рычагами, а с другой – вбив клинья, чтобы ствол не укатился, его выправили. Все эти дни стёсывали носовую и кормовую части, обрабатывали корпус, делая его гладким.
Теперь в лагере оставался только дядя Саша – рука не зажила, и работать топором он не мог. Поэтому он, хромая, собирал хворост, готовил еду. Скоро обнаружил, что, если пробраться в заросли хвощей поглубже, там можно найти удивительных рыб. Голову у них покрывал панцирь, а тело – мелкая чешуя, вместо грудных плавников – крепкие лапы, а сзади – обыкновенный рыбий хвост. Рыбы выбирались из мутной воды на коряги и, едва заслышав шум, ныряли обратно. Дядя Саша сказал, что на корягах они спасаются от недостатка кислорода в воде. Он попытался метать копьё левой рукой и неожиданно преуспел. На обед теперь были не только стробилы хвощей, но и небывалая рыба, которую дядя Саша, перед тем как выпотрошить, описал Боббе для науки и даже сделал несколько фотоснимков.
– Рыба, опоздавшая к раздаче призов эволюцией, – восторгался дядя Саша, демонстрируя добычу. – Появись она в девоне, может быть, и обогнала бы ихтиостегу, тогда родословная наша шла бы от них.
Над проа трудились не покладая рук. От работы со скребками и тёслами у Лизы болели пальцы и ныла спина. И хотя она не подавала вида, что ей трудно, Бен и Жанна часто отправляли её с какими-нибудь пустячными заданиями в лагерь, надеясь, что девочка немного отдохнёт. Когда Лиза занозила руку щепой размером с пару сантиметров, Жанна потребовала, чтобы она не работала, пока рука не заживёт. Остаток дня Лиза помогала дяде Саше по кухне, но на следующий день, несмотря на протесты Жанны, вновь орудовала теслом.
К тому, что лучше всех справлялся с работой Арнольд, все привыкли. Он действительно трудился дольше всех, иногда уходил до завтрака, взяв с собой немного припасов, и возвращался, когда в лагере уже укладывались спать. Он тесал самые сложные участки и самые важные. Боббе, сверяясь с планом, иногда давал рекомендации, но чаще всего в них не было нужды, Арнольд всё делал как по писаному. Все остальные начерно вытёсывали борта и стёсывали верх корпуса, готовя его к выжиганию внутренних слоёв древесины.
Спустя восемь дней корпус был обтёсан снаружи, и Боббе, объехав вокруг, сообщил, что ошибок при постройке не допущено. Всё утро следующего дня собирали топливо для выжигания. Арнольд вырубил жёлоб в верхней части корпуса. Туда ровно по центру положили бревно от небольшого дерева из тех, что повалило оползнем. Затем в стык вложили сухой мох и подожгли. Здесь пригодились все те кувшины, что слепила Жанна: их наполнили водой, как и бурдюк Бена, и они ждали своего часа. Под предлогом доставки ужина приковылял и дядя Саша, не в силах остаться в стороне от этого священнодействия. Огонь медленно выедал внутренности их будущего судна, а бревно сверху вскоре сбросили в яму, выкопанную рядом, туда же выгребали угли и пепел. А Жанна и Бен подкармливали огонь опилками в тех местах, где это было нужно. По мере выжигания будущие борта изнутри немедленно смачивали, чтобы огонь не прожёг их насквозь. Пришлось несколько раз бегать за водой, потому что сердцевина начала гореть активнее, чем ожидал Бен. Уже ночью, при свете луны, Бен дал команду тушить, и все запасы воды разом обрушились внутрь корпуса. Огонь шипел и фыркал, потребовалась вторая партия воды, но вскоре даже самые упорные угольки погасли. Бен с третьей партией воды остался караулить, чтобы какой-нибудь особенно вредный уголёк не смог воспрянуть и прожечь корпус, а то и вовсе погубить результат их долгой работы.
