– А на самом деле тебе страшно, – сказала она. – Ты боишься. И многого. Что тебя оставят запертым на станции, как поступил бы ты. Страшно возвращаться в Центр, ведь тебя будут судить. Ты боишься даже того, что победит Серебренцев, прилетит сюда и увидит тебя, жалкого, запертого. Он не станет тебя выпускать. Ты не нужен.
– Лиза, девочка, – сказал Мурзков необыкновенно тихо. – Вы ещё не улетаете. Позови кого-нибудь, пусть мне объяснят, сколько времени мне здесь оставаться.
– Может быть, недолго, а может, и всегда, – сказала Лиза. – И никого я звать к тебе не буду. Не хочу. Боишься остаться здесь навсегда? А тебе не страшно было оставлять нас на верную смерть, когда вы улетали? Ты думал, что мы можем погибнуть?
– Это всё Серебренцев, это он, – сказал Мурзков. – Я не хотел, я хотел вернуться за тобой. За всеми. Но он был страшно разозлён. А у меня мама больная осталась.
– Нет, я не верю, – холодно ответила Лиза. – Когда ты держал пистолет у моего затылка, когда стрелял в офицера, тебе было не страшно? Ты не вспоминал ни о маме, ни о тех, кто тебе доверял.
Стало тихо. А потом Мурзков за дверью рассмеялся.
– Ты одна! Ты одна на станции, значит, вам каюк и справиться с Серебренцевым вы не можете!
Последние слова Мурзков прокричал. Но непонятно, смеялся ли он при этом или рыдал.
– Ну уж нет, – сказала Лиза. – Никогда вам не победить капитана Жанну, старика Бена, начальника отряда хроноисследователей Калиновского. Разве что Арнольда, и то сомневаюсь. А теперь мне нужно идти.
Ничего, кроме отвращения к Мурзкову, она не испытывала. И оставила бы его в третьей каюте навечно. Заслужил.
–
Снова медленно, едва заметно потекло время. Боббе пытался её развлечь: на своём маленьком дисплее показывал фотографии, сделанные им в пермском периоде. Только от этого становилось ещё грустнее. Там они были все вместе, а теперь разделились на три команды, и неизвестно, не того ли хотел Серебренцев, чтобы переловить их поодиночке. Находиться же здесь, на одной станции с Мурзковым, стало неприятно физически. С каждой минутой Лиза чувствовала всё большее отвращение к этому месту и всё сильнее завидовала тем, кто внизу ловит Серебренцева. А потом… Лиза припомнила слова из видения: «Как не вовремя мы встретились». Это могло означать только одно: если кому и доведётся встретиться сейчас с Серебренцевым, то только ей. Боббе тем временем показывал снимки эдалеопса. Она вспомнила, с какой ленцой и неохотой он убегал от них в пустыне. Тут в памяти Лизы всплыли строчки: «Не позволяй душе лениться!» И почему-то, как и тогда в горах, эти строчки вдохновили её на сумасбродное решение.
– Мы тоже должны лететь и спасать! – сказала Лиза.
Боббе перестал показывать слайды, помигал светодиодами, а потом напомнил:
– Нам запрещено.
– Нельзя здесь сидеть сложа руки!
– Ты пообещала.
– В мире, где всего семь гомо сапиенсов, ради победы можно нарушить обещание.
– Серебренцев – один из лучших хроноисследователей и безумный преступник.
– Тем более мы должны его поймать.
– Опасность десять баллов.
– Ты столько раз это говорил, а мы живы.
– Мы здесь отвечаем за связь, – привёл последний аргумент Боббе.
– Ты останешься.
– Нет, – сказал Боббе. – Я не останусь здесь без тебя. Пусть лучше сгорят мои микросхемы, но я до последнего светодиода буду защищать тебя. Ведь я твой робот.
Как хорошо, что в триасе челноков на станции больше, чем в пермском периоде, ведь тут больше опасностей и для людей, и для техники. И дядя Саша забыл заблокировать последний перед отлётом! Проверив челнок, Лиза стала готовиться к пути вниз. Нашла защитный костюм и обувь. Костюм оказался куда тяжелее, чем для работы в раннем пермском периоде. К тому же, как и прошлый, он был велик даже после затягивания всех ремешков, обязательный в этом времени экстрактор кислорода лежал на плечах неудобно, а защита ног мешала идти быстро. Хорошо, что ботинки хронопроходца можно было подкачать, и они легли по ноге. На всякий случай Лиза набила карман костюма печеньем. По крайней мере, от голода она не страдала бы какое-то время. Взяла также небольшой запас воды. Затем Лиза захватила два пистолета и патроны. Навыков обращения с оружием не было, но она чувствовала себя превосходно вооружённой. И только забравшись в последний ЛСАИПЗ «Усть-Катав М8-спец», челнок с дополнительным запасом кислорода – на таких спускались в самые неприветливые времена Земли, – Лиза поняла, как не хватает ей друзей. Они рассказывали бы о раннем триасе, пока челнок нёс вниз. «Ничего, – подумала Лиза. – Обратно полетим все вместе».
– Правда, Боббе?
Робот мигнул.
На станции Мурзков кричал охрипшим голосом: «Открывай, мерзавка!» На экране в рубке связи зажёгся экран, и дядя Саша напрасно рассказывал, что они почти поймали Серебренцева, а потом, заметив, что никто не отвечает, тщетно спрашивал у пустоты, а где, собственно, хотя бы робот. Спускаемый аппарат нёс к Земле ту, что считала себя победительницей Серебренцева.
Спускаться без дяди Саши было не так познавательно. Он бы рассказал о материках, показал моря и острова. Облачность была куда сильнее, чем в пермском периоде, и разглядеть сушу было не так просто. Те части материков, что сейчас освещало солнце, выглядели серыми и пустынными, только узкими полосками зеленели берега да иногда полосы зелени уходили в глубь континента. Челнок уверенно взял курс на северное полушарие и начал снижаться там, где в большой континент с полярных областей врезалось море. Пролетая над морем, Лиза заметила архипелаг с зеленеющими островами. «Хм-м, – подумала она, – не настолько здесь всё и мертво, как рассказывал дядя Саша». А дальше, когда челнок взял курс чуть к югу, показалось окутанное вулканическими облаками извергающееся плато Путорана. Там, где облака чуть раздвигались, проглядывали ядовито-красные поля жидкой лавы и мертвенно-чёрные базальтовые долины, усыпанные пеплом.
Несмотря на то что челнок принимал сигнал с маяка дяди Саши, рядом с ним совершить посадку не удалось. Местность была холмистой, изрезанной впадинами, оврагами и ущельями, к тому же внизу был низкорослый, но густой лес. Анабарские горы уже в то время были одними из древнейших, возникшими ещё в архее, а здешние известковые вершины происходили из раннего палеозоя. Недалеко, в нескольких километрах на север, при снижении виднелся крутой берег Вилюйского залива, выходящего в Якутское море.
– Опасность десять баллов, – буднично сообщил Боббе. – Содержание кислорода десять и три десятых процента, содержание хлороводорода выше нормы в два раза, содержание сероводорода выше нормы в три с половиной раза, содержание сернистого ангидрида выше нормы в два раза…
– Хватит, – сказала Лиза, – мне дядя Саша рассказал, как тут неприветливо.
– Ты употребила неточное слово. – Боббе помигал красным светодиодом. – Снимать защитный костюм опасно.
