– Расскажите, пожалуйста, о вчерашнем вечере, мисс
Симмонс, – попросил инспектор.
– О вчерашнем вечере? – пробормотала Джулия, глядя
на него пустыми глазами. – О, мы спали как убитые. Наверно, это была
реакция на случившееся.
– Я имел в виду время с шести часов.
– Ах, вот что… Ну, пришли эти скучные людишки…
– Кто именно?
Она снова устремила на него ясный взгляд.
– А вы не знаете?
– Вопросы задаю я, мисс Симмонс, – мягко сказал
Краддок.
– Ах, извините! На меня повторения навевают тоску! На
вас, очевидно, нет… В общем, пришли полковник Истербрук с женой, мисс
Хинчклифф, мисс Мергатройд, миссис Светтенхэм с Эдмундом Светтенхэмом и миссис
Хармон, жена пастора. Они приходили по очереди. Хотите знать, что они говорили?
Все твердили, как попугаи: «Я смотрю, вы уже затопили» и «Какие прелестные хризантемы!».
Краддок закусил губу, сдерживая смех. Здорово она их
скопировала!
– Единственным исключением оказалась миссис Хармон. Она
просто прелесть! Примчалась в шляпе набекрень и в ботинках с развязанными
шнурками и спросила без обиняков, когда начнется убийство. Все страшно
смутились: они-то прикидывались, что заскочили случайно! А тетя Летти сухо
сказала – она всегда так разговаривает, – что это произойдет довольно
скоро. Потом зазвонили часы, а потом свет погас, дверь распахнулась, и человек
в маске скомандовал: «Руки вверх, кому говорят!» Или что-то в этом роде… Как в
плохом боевике. Ей-богу, все выглядело дико нелепо. А потом он два раза
выстрелил в тетю Летти, и стало совсем не смешно.
– Где находились в тот момент собравшиеся?
– Когда погас свет? Кто где. Миссис Хармон сидела на
диване, Хинч, то есть мисс Хинчклифф, стояла напротив камина… Какая же она
все-таки мужеподобная!
– Все находились в этой комнате или кто-то был в
дальней?
– Большинство, по-моему, было здесь. Патрик пошел в ту
комнату взять шерри. Полковник Истербрук, если не ошибаюсь, отправился за ним,
хотя я не уверена. Мы, как я уже говорила, стояли здесь.
– А вы сами где были?
– Кажется, у окна. Тетя Летти пошла за сигаретами.
– Они лежали на столике под аркой?
– Да. И тут погас свет, и началась эта пошлая комедия.
– У мужчины в руках был яркий фонарь. Как он с ним
обращался?
– Как? Да светил на нас. Совсем ослепил. Совершенно
ничего не было видно.
– Пожалуйста, постарайтесь вспомнить как можно точнее,
мисс Симмонс: он держал фонарь неподвижно или шарил им по комнате?
– Шарил, – медленно произнесла Джулия. Томности ее
заметно поубавилось. – Как прожектором в дансинге. Сначала свет ударил мне
прямо в глаза, потом заплясал по комнате, а затем раздались выстрелы. Два
хлопка.
– А потом?
– Мужчина обернулся… Откуда-то послышался вой Мици,
похожий на вой сирены… фонарь упал, и раздался третий выстрел. А потом дверь
закрылась… знаете, так медленно, с жалобным скрипом… дико страшно… и мы
очутились впотьмах. Что делать, никто не знал, а бедняжка Банни визжала как
резаная… А Мици, та прямо наизнанку выворачивалась.
– Вы полагаете, что налетчик покончил жизнь
самоубийством или застрелился нечаянно? Например, споткнулся, а пистолет
разрядился?
– Понятия не имею. Я ведь считала происходящее глупой шуткой…
до тех пор пока не увидела окровавленное ухо тети Летти. Но с другой стороны,
даже если стреляешь просто так, чтобы игра была более правдоподобной, все равно
нужно целиться очень тщательно, чтобы ни в кого не попасть, да?
– Конечно. А вы думаете, налетчик видел, в кого
стреляет? Я хочу сказать, фигура мисс Блэклок хорошо освещалась фонарем?
– Откуда мне знать? Я не на нее смотрела, а на него.
– Я вот к чему спрашиваю… Как вам кажется, он целился
именно в нее?
Джулию, похоже, поразила эта мысль.
– Вы клоните к тому, что он хотел поймать на мушку
именно тетю Летти? Вряд ли… Разве мало других способов убить человека? Какой
смысл собирать для этого всех друзей и соседей? Зачем усложнять себе жизнь?… Он
мог в любое время выстрелить в нее из-за изгороди, так сказать, действуя в
старых добрых ирландских традициях, и ищи его – свищи.
«Да, – подумал Краддок, – это вполне исчерпывающий
ответ на предположение Доры Баннер».
– Благодарю вас, мисс Симмонс, – вздохнул
он. – Я пойду побеседую с Мици.
Краддок с Флетчером застали Мици на кухне. Она раскатывала
тесто для печенья и встретила их настороженно. Черные волосы лезли ей в глаза,
лицо было угрюмо, а темно-красный свитер и ярко-зеленая юбка некрасиво
обтягивали расплывшуюся, бесформенную фигуру.
– Почему вы входить на мой кухня, мистер полицай? Вы из
полиции, так? Везде, везде преследования! Говорят, Англия другой, но нет, тот
же самый. Я знаю, вы приходил мучить меня, заставлять говорить, но я молчать,
слышите? Молчать! Можете снимать мои ногти, подносить горящий спичка к моя
кожа, можете делать меня еще более ужасно, но я не буду сказать ничего. Я
ничего не говорить! Можете посылать меня назад в концентрационная лагеря, я все
равно…
Краддок задумчиво посмотрел на нее, выбирая тактику. Потом
со вздохом сказал:
– Ладно, надевай шляпу, пальто, и пошли.
– Что вы сказать? – испуганно вскинулась Мици.
– Надевай шляпу, пальто и пошли. Я не захватил с собой
машинки для сдирания ногтей и прочих пыточных агрегатов. Они в отделении. У вас
есть наручники, Флетчер?
– Сэр! – с чувством явной благодарности воскликнул
сержант.
– Но я не хотеть ходить с вас! – в ужасе отпрянув,
взвизгнула Мици.
– Тогда ты будешь вежливо отвечать на вежливо заданные
вопросы. Если хочешь, мы пригласим адвоката.
– Юристы? Мици не любить юристы. Мици не хотеть
юристы! – Служанка отложила скалку в сторону, вытерла руки об одежду и
села на стул. – Что вы хотеть узнать?
– Расскажи о вчерашнем вечере.
– Вы сам хорошо знать.
– Я хочу услышать от тебя.
– Я пытаться уйти. Она вам это сказать? Когда я видеть,
что в та газета говорят об убийство, я хотел уходить. Она не разрешать. Она
очень жестокий, ей все плевать. Она сделать меня оставаться. Но я знала, что
будет. Знала, что меня убивать.
– Но тебя же не убили.
– Нет, – неохотно признала Мици.
