– Пожалуй, – поддакнул Краддок. Но старику
почудился в его замечании укор.
– Да сами посудите, что я один могу? Тут всегда
работало трое взрослых и один парнишка. Столько и сейчас нужно. Ведь не всякий
будет горбатиться, как я. Бывает, с восьми утра до глубокой ночи вкалываю. С
восьми!
– С фонариком приходится работать?
– Так я ж не про сегодняшний день говорю. Я про лето.
– А-а, – протянул Краддок. – Ну, ладно, пойду
искать миссис Хаймес.
– А чего это она вам понадобилась? –
поинтересовался старикан. – Вы ведь из полиции, да? Она что, в какую-то
историю влипла или это из-за «Литтл-Пэддокса»? Там, говорят, налетчик в маске
вломился с пушкой в комнату и хотел грабануть, а народу было – яблоку негде
упасть! Эх! До войны такого не бывало. А все из-за дезертиров. Ишь головорезы,
рыщут по стране, как волки! И почему только военные их не прижучат?
– Сам не знаю, – пожал плечами Краддок. –
Наверное, налет вызвал в поселке много пересудов, да?
– Еще бы! И куда мы катимся? Так Нед Баркер сказал. А
виной всему, считает он, девчонка, что готовит для мисс Блэклок. Отвратительный
у нее характер, она точно замешана, так он сказал. Нед говорит, что она
коммунистка или даже хуже, а нам такие тут не нужны. А Марлен, она в баре за
стойкой торчит… ну вы понимаете, о чем я… она уверяет, будто бы у мисс Блэклок
есть что-то очень ценное. Нет, не то, про что вы сейчас подумали. Я-то лично
такого мнения, что с мисс Блэклок взять нечего, разве что ее фальшивые
побрякушки. А Марлен вдруг возьми да и скажи: «А вдруг они настоящие?» А
Флорри, дочка старика Беллеми, ей в ответ: «Пустое». Это же… как она их
обозвала?… Бижутерия, во как! Бижутерия… Ничего себе название для простых
побрякушек! Но мы-то с вами знаем, что это обычные стекляшки. Небось и то, что
девчонка Симмонс носит, этот ее золотой плющ и собачки, – тоже бижутерия.
В нынешние времена редко у кого увидишь настоящее золото, даже обручальные
кольца – и те делают из какой-то серой платиновой дряни. Сколько бы эта дрянь
ни стоила, все равно вид убогий, такое мое мнение.
Старик Эйш перевел дух и продолжил:
– Мисс Блэклок дома денег не держит. Джим Хиггинс
клялся и божился, что это так. А кому еще знать, как не ему, если его жена
ходит в «Литтл-Пэддокс» прибираться? Она все про всех знает. В каждую дырку
свой нос сует, честное слово!
– И что же, по словам мужа, считает миссис Хиггинс?
– А то, что тут Мици замешана. Ну и норов у девчонки,
скажу я вам! Спеси-то сколько, спеси! Недавно прямо в глаза назвала миссис
Хиггинс батрачкой.
Краддок еще немного постоял, пытаясь (он привык быть
аккуратным даже в мыслях) разложить по полочкам сведения, добытые у старого
садовника. Картина деревенских сплетен была исчерпывающей, но вряд ли что-то
могло ему пригодиться. Он уже собрался уходить, как вдруг старик ворчливо
произнес:
– Она небось яблоки собирает. Молодым это сподручней…
Так все и оказалось. Сперва Краддок увидел стройные ноги в
бриджах, легко скользящие по стволу дерева. А потом перед ним предстала и сама
Филиппа Хаймес, раскрасневшаяся, растрепанная, испуганная.
«Из нее вышла бы прекрасная Розалинда», – машинально подумал
Краддок. Инспектор был большим поклонником Шекспира и некогда имел успех в роли
меланхолического Жака из «Как вам это понравится». Спектакль был поставлен для
сиротского приюта.
Однако в следующий миг мнение Краддока изменилось. Для
Розалинды Филиппа Хаймес была, пожалуй, холодновата. Правда, она была красива
типично английской красотой, но все же облик у нее был слишком современный, в
XVI веке идеал красоты был иным. Нет, Филиппа – просто хорошо воспитанная,
невозмутимая англичанка.
– Доброе утро, миссис Хаймес! Извините, что напугал
вас. Я инспектор полиции Краддок из Миддлширского округа. Хотел поговорить с
вами.
– Насчет вчерашнего?
– Да.
– А это надолго? Может, нам… – Она нерешительно
огляделась.
Краддок кивнул на поваленное дерево.
– Разговор сугубо конфиденциальный, – любезно
пояснил он, – но я вас надолго не задержу.
– Спасибо.
– Несколько протокольных вопросов. Когда вы вчера
вернулись с работы?
– Примерно в половине шестого. Я задержалась минут на
двадцать, потому что поливала в оранжерее цветы.
– Через какую дверь вы вошли в дом?
– Через черный ход. Если идти мимо уток и курятника, то
можно немного срезать путь. И не испачкать крыльцо. Я ведь порой прихожу такая
чумазая!
– Вы всегда ходите этим путем?
– Да.
– Дверь была заперта?
– Нет. Летом она всегда нараспашку. Осенью ее
прикрывают, но тоже не запирают. Мы часто через нее ходим. Войдя, я ее заперла.
– Точно?
– Абсолютно.
– Хорошо, миссис Хаймес. Что вы сделали, когда вошли в
дом?
– Сняла грязные башмаки, поднялась наверх, помылась и
переоделась. Потом спустилась вниз и обнаружила, что у них там в самом разгаре
подготовка к приему гостей. Я ведь понятия не имела об этом странном
объявлении.
– Теперь, пожалуйста, расскажите, что происходило во
время налета.
– Ну… свет погас…
– Вы где стояли?
– У камина. Я искала зажигалку, думала, ее забыли там…
Ну вот… Свет погас… все захихикали. Потом дверь распахнулась настежь, и кто-то
направил на нас фонарь, прицелился и приказал поднять руки вверх.
– И вы подняли?
– Нет. Я думала, это шутка… И потом, я устала и не
видела никакой необходимости задирать руки кверху.
– Вам все это показалось скучным?
– В принципе да. Но тут пистолет вдруг выстрелил.
Грохот был такой, что затряслись стены, и вот тут-то я испугалась. Фонарь
описал круг, упал и погас. И сразу же послышался визг Мици. Она визжала как
резаная.
– Свет вас ослепил?
– Не то чтобы очень. Но он был довольно сильным. На
секунду фонарь высветил мисс Баннер, она была как призрак, такая белая, рот
раскрыт, глаза выпучены, вот-вот выскочат из орбит.
– Налетчик держал фонарь неподвижно?
– Нет, он шарил им по комнате.
– Словно кого-то выискивал?
– Н-нет, не сказала бы.
– Ну, а что произошло потом, миссис Хаймес?
Филиппа призадумалась.
