То, что Тане удалось поступить в лучший музыкальный вуз страны и закончить его, оказалось для всех полной неожиданностью. Ни среди знакомых, ни в семье никто и предполагать не мог, что девочка станет музыкантом. Впрочем, семьи как таковой особо и не было. Папа умер когда Тане было всего тринадцать, маминых родителей уже давно не было на свете, а бабушка по папе принципиально не поддерживала отношения с невесткой — она была недовольна тем, что сын женился на приезжей, «лимитчице», как она презрительно называла Элеонору Виссарионовну.
Так что, по большому счету, Таниной судьбой интересовалась только ее мать. Мечтала, что дочка пойдет по ее стопам, окончит торговый техникум, а то и институт, и станет товароведом. Такие специалисты всегда востребованы, а значит, у Танюшки при любых обстоятельствах будет возможность заработать на кусок хлеба с маслом. Но судьба распорядилась иначе…
…Это были самые первые каникулы — целая неделя в ноябре. И хотя первоклассница Танечка Матюшина не успела устать от учебы за единственную в жизни четверть, она все равно, как все школьники на свете, радовалась предстоящему отдыху. Разве не здорово ложиться спать попозже и вставать когда захочется, а не в семь утра? И посвящать дни напролет не урокам, а разным интересным вещам: гулять с подружками, сходить с папой в Кузьминский парк и, если повезет, даже съездить с родителями на ВДНХ. Увы, всем этим грандиозным планам не суждено было сбыться. Погода выдалась настолько отвратительная, что почти все каникулы Таня просидела дома перед телевизором.
Лишенная возможности гулять, Таня с самого утра забиралась с ногами в кресло, ставила на подлокотник большую пиалу с любимым арахисом в сахаре, заворачивалась в плед и глядела на экран. И покидала свое уютное гнездышко только для того, чтобы повернуть ручку и переключиться на другую программу.
За те каникулы девочка пересмотрела столько всего, сколько не видела за всю коротенькую жизнь. И про доброго Айболита, и про озорника Буратино, и при неутомимых выдумщиков Петрова и Васечкина… Самое сильное впечатление произвела, конечно, «Гостья из будущего», фильм, бывший для Таниного поколения самым что ни на есть культовым. Таня Матюшина даже хотела остричь косы и сделать прическу «как у Алисы», но мама решительно воспротивилась.
Однако больше всего Танюше запомнился эпизод из какого-то зарубежного фильма. Именно так: эпизод запомнился, а весь остальной фильм выветрился вместе с названием. Близнецы ее возраста — симпатичные белокурые мальчик и девочка — сидели за роялем и играли в четыре руки необычайно красивую музыку. До этого дня Таня просто представить себе не могла, что бывает такая музыка и что ее могут играть дети.
Девочка была под столь сильным впечатлением, что после фильма даже выключила телевизор. Так и сидела до темноты в кресле, закрыв глаза, вновь и вновь представляя божественную мелодию и себя на месте близнецов.
На следующее утро картину повторяли. Обычно так делали только для взрослых, но тут повезло. Таня посмотрела весь нудный фильм, с первой минуты до последней, ради одного-единственного момента. Когда руки близняшек запорхали по клавишам, девочка отчего-то не выдержала и заплакала. Мелодия показалась ей еще красивее, чем вчера.
— Ты чего это, Танюшка? — отец с удивлением выглянул из-за газеты.
— Пап, а ты когда-нибудь слышал такую музыку? — спросила она почему-то шепотом.
— Слышал, конечно, это известная штука. Моцарт. Может, даже вспомню, что именно… Кажется, Сороковая симфония. По радио часто передают.
По радио! Раньше девочка никогда к нему особенно не прислушивалась — ну, бубнит что-то в углу, и ладно. Теперь она заинтересовалась и каждый раз, когда звучала классика, делала звук погромче. Так она открыла для себя много чудесных мелодий, но Сороковая симфония Моцарта все равно осталась самой любимой.
В их семье никто всерьез не интересовался музыкой. Старенькое пианино, оставшееся от бабушки, использовалось, стыдно сказать, вместо комода. На закрытой лакированной крышке лежали кружевные салфетки, стояли разнокалиберные вазочки и бесконечные фарфоровые кошечки, которые Элеонора Виссарионовна коллекционировала чуть ли не с начальной школы. Трогать эти фигурки Тане никто не запрещал, но как-то само собой подразумевалось, что делать этого не стоит. Да она и не стремилась никогда.
Со второй четверти Таня категорически отказалась оставаться в группе продленки. Родители посовещались и выдали ей ключ. Школа в двух шагах, дорогу не переходить, подъезд спокойный. Пусть ребенок чаще бывает дома. А она, открывая дверь, бежала к пианино, бережно снимала фарфоровый хлам и, замерев на мгновенье, открывала крышку и нажимала желтоватую клавишу. Разбуженный инструмент неохотно отзывался жалобным, расстроенным звуком. Таня заносила над клавишами обе кисти и, не касаясь бело-черной волшебной поверхности, перебирала в воздухе тоненькими пальцами. А в голове ее звучала, переливалась музыка, чаще всего та самая Сороковая симфония. И казалось, что восхитительная мелодия на самом деле слышна в тишине большой комнаты, которая одновременно была столовой, гостиной и спальней родителей.
Время пролетало незаметно, и к приходу родителей кошечки с вазочками возвращались на свои места. Таня не хотела, чтобы кто-то знал ее маленькую тайну. Наверное, это было нелогично и даже глупо — мама с папой были бы только рады дочкиному увлечению. Они, возможно, сразу предложили бы водить ее в музыкальную школу, чего она страстно желала. Таня выучилась бы так играть, к старенькому пианино вызвали бы настройщика, и оно не звучало бы больше жалобно и протяжно.
И еще много всяких «бы», обещавших исполнение самой заветной мечты. Но Таня продолжала открывать инструмент, когда родителей не было дома. Признаться, чем она занимается, казалось слишком неудобным, даже постыдным.
А в конце декабря она разбила кошку. Это случилось в последний день второй четверти. Им выдали ведомости с отметками, новогодние подарки и отпустили домой пораньше — после третьего урока. Ах, как она в тот день «играла»! Как любила Моцарта и ненавидела предстоящие каникулы, на которые мама взяла отпуск, чтобы «побыть с ребенком».
До прихода мамы оставалось десять минут, а Таня все никак не могла заставить себя оторваться от инструмента.
Она закрыла крышку пианино лишь без двух минут шесть и привычно начала водворять безделушки на место. Ей оставалось расставить три фигурки, когда в замке заворочался ключ. Таня вздрогнула, и мамина любимая кошка-солонка, привезенная из Риги, где родители провели медовый месяц, упала на пол и разбилась.
Это было ужасно. Танечка настолько испугалась, что не могла и слова сказать, когда мать появилась в дверях гостиной. Но Элеонора Виссарионовна пребывала в тот вечер в хорошем настроении из-за грядущих праздников и только что полученной тринадцатой зарплаты. Она не стала ругать дочку, только поинтересовалась, зачем вдруг той понадобилось играть около комода, когда у нее есть своя комната.
Она так и сказала: «около комода».
И тут вдруг в душе маленькой Тани поднялось что-то такое…
