Свидетельство Зверя.
Это поняли все до единого человека. Они более не преследовали и не охотились. Они просто следовали – так голодные дети бредут за телегами, перегруженными провиантом, в надежде на то, что судьба улыбнется им. Даже когда они увидели, что шранки следят за ними. Это было заметно, чувствовалось, как ветерок, пробегавший по далеким пшеничным полям – понимаемое людьми искушение. Громовой кошачий концерт, по крайней мере, его визгливый передовой фронт, ослабел, дрогнул, a потом возобновился с удвоенной силой, когда бесчисленные твари рванулись к кепалорцам.
Всадники с трудом удерживали испуганных коней. Из глоток исторгались никому не слышные вопли, полные ужаса и мольбы. Некоторые даже проклинали глупую наглость своего блистательного господина. Однако Сибавуль, хотя и замечал, насколько сильный страх овладел ими, не обращал на подчиненных внимания. В полной невозмутимости он взирал на напиравшую Орду – с видом человека, подтвердившего справедливость своих убеждений.
Шранки выглядели единым целым, многоногой шкурой, топорщащейся щетинами конечностей, усыпанной воющими ртами, чешуями черных панцирей. Они бросились вперед как один, в числе настолько огромном, что двадцать три сотни кепалорцев казались брошенной в поток веткой. В потопе этом вот-вот поплывет и сама почва под ногами людей Ордалии; и сам Вреолет, отнюдь не скала, ожидающая волну, уже представлялся плотом, устремившимся навстречу погибели. Сибавуль ждал, не изменив выражения лица, не произнося ни слова. Несколько конных танов уже кричали на него. Несколько дюжин виндаугаменов – позорная горстка – бежали. Остальные кружили верхом на конях, готовые удариться в бегство. Нимбриканцы уперлись спинами в задние луки седел, опустили пики. Однако на их глазах шранки, мчавшиеся в первых рядах, остановились, повинуясь вдруг охватившему их необъяснимому ужасу. Многие из кепалорцев даже возвели глаза к небу, заподозрив, что это на выручку к ним явился сам святой аспект-император. Все больше и больше тварей отползали с визгом назад, стремясь удалиться от невидимой границы мертвого города. Однако сзади на них напирал мир, полный голода, в своем бесконечном повторении, полный непристойного желания убивать своих извечных врагов и совокупляться с ними. Ужаснувшихся затаптывали и отбрасывали в сторону, – некоторых даже рубили – такова была охватившая их ярость. Шранки лезли на упавших собратьев, некоторые для того чтобы броситься на всадников, замерших на возвышенности, другие затем, чтобы убраться подальше от них… несчетное количество мерзких тварей пало в этом столкновении. Низменное безумие охватило переднюю часть наступающей массы, погрузившейся в каннибалистическое опьянение. Прилив остановился, только когда вал жрущих тел докатился до подножия стен древней твердыни.
Священные саги не лгали. Память о Вреолете была врезана в самое существо каждого шранка, причем так, что она могла пересилить любую присущую им плотскую похоть. Они предпочитали умереть, пасть под ноги своим безумным собратьям, чем ступить на эту страшную для них землю. Здесь в кажущейся безопасности собирались последние из высоких норсираев, число их сокращалось, так как Консульт время от времени устраивал набеги на них, нуждаясь в новых пленниках. Здесь они вели свое горестное, полное ожиданий бытие, служа поставщиками живого скота, нужного для удовлетворения прихотей и потребностей Нечестивого Консульта.
Полные ужаса кепалорцы взирали на умопомрачительное зрелище, на несчетные бледные лица, нечеловеческая красота которых была извращена ненавистью, снова и снова подступавшие и откатывавшиеся назад, превращавшиеся в акварельные отпечатки в облаке фекальной пыли. Зрелые мужи рыдали, не понимая, какая судьба привела их так близко к концу всего сущего. Другие, наоборот, приободрились и смеялись, преодолевая ужас, ибо было счастьем стоять неуязвимым перед воистину невероятным количеством врагов.
Пребывавшие на восточном фланге неслышно кричали, указывая на огни, возникшие в охряных вертикалях. Это Жнецы, понимали они – явились адепты школ! И осознавали, что представшее перед ними зрелище ежедневно открывается этим адептам тайных наук, их товарищам по оружию. Обладатели острого зрения различили в небесах тройку темнокожих чародеев, одетых облаками, каждый верхом на призрачном драконе. Это были Вокалати в белых и фиолетовых одеждах, плакальщики Солнца, как их называли, пережившие Ирсулор и безумие Кариндасы, великого магистра их школы.
По рассказам, это случилось, когда князь-вождь впервые заметил, что вся масса шранков хлынула на юго-восток, и осознал новую опасность.
Тайный ропот колдовства червем проник в нутро грохочущей Орды. И если кепалорцы обрадовались, Орда взволновалась, полыхнула из щелей пылью. Всадники даже видели, как шранки горстями подбрасывали к небу землю и гравий, образуя облако, в котором растворилось все, кроме ослепительных огненных струй, поливавших дергающиеся силуэты. Среди всадников многие радостно возопили, посчитав, что Вокалаты явились для того, чтобы спасти их.
Однако Сибавуль понимал ситуацию лучше: он знал, что колдуны, скорее всего, окончательно обрекли их на смерть. Оказавшись под нападением сверху, шранки инстинктивно бросились врассыпную, – словно лучники, очутившиеся под градом вражеских стрел. Но если человеческий строй мог рассыпаться на пространство, измеряемое в ярдах, Орда разбегалась на мили. Она растекалась по унылой пустоши, а адепты сеяли среди шранков смерть. Много раз Сибавулю и его всадникам приходилось отступать, видя, как Жнецы исчезают среди Пелены.
Орда окружала Вреолет.
Сибавуль скакал позади своих воинов, подгоняющих коней ударами плоской частью клинка по крупам и словами, услышать которые, несмотря на насущную необходимость, не позволял вой Орды. И кепалорцы неслись, пригибаясь к седлам, лишь ветер трепал за спинами воинов льняные, заплетенные в косы волосы. Всадники мчались меж руин, проламывали заросли чертополоха, мелового можжевельника, равнинного папоротника. И с ужасом наблюдали за двумя облаками пыли, словно ладони в молитве, смыкавшимися перед ними, превращая солнце в бледный диск. Тысячи воющих шранков закрывали проход, которым проехали люди не далее стражи назад. Холодный, зловонный сумрак лег на Вреолет, и даже гордые всадники Кепалора кричали, охваченные ужасом и отчаянием.
Халас Сиройон, добравшийся до входа в разрыв только для того, чтобы заметить, как смыкается его горловина, видел Сибавуля и его кепалорцев лишь издалека, так, словно смотрел на них через несколько миров, из мира, наделенного плотностью, в мир, погруженный в непрозрачную дымку – некое сонное видение. Ему пришлось отступить, и его полуобнаженные наездники понесли серьезный урон от дротиков и стрел набегающих шранков. Потом летописцы напишут, что Фьолос, величайший среди жеребцов, получил рану в плечо и вторую – в круп, в то время как его куда менее прославленный господин отделался лишь одной – в левое бедро.
Пелена сомкнулась над участью лорда Сибавуля и его родичей. Вреолет остался лежать нарывом в недрах Орды.
День и ночь миновали, и только тогда Орда оставила про́клятый Амбар. В Палате об Одиннадцати Шестах прозвучали обвинения. Короли-верующие обратились с прошением к своему святому аспект-императору, который успокоил их следующим словами: «Сибавуль, возможно, самый свирепый среди вас, однако душевные качества отступают на второй план, когда опасность имеет сверхъестественную природу. Слабых щадят, а самые отважные лишаются мужества. Молитесь Богу Богов, мои братья. Только сам лютый Вреолет может открыть, что именно натворил».
