И вот программа была завершена, Ник вернулся домой. Я встречал его в аэропорту. Стоя у выхода, я смотрел, как он выходит из «рукава». Вид у него был ужасный. Он стал выше ростом, но в первую очередь обращали на себя внимание лохматые и неухоженные волосы, темные круги под глазами. Почему-то он выглядел бледным и угрюмым. Его поведение вызывало у меня тревогу. Я чувствовал, что он еле сдерживает раздражение. Наконец я спросил, что случилось.
– Ничего. Я в порядке, – отозвался Ник.
– Что-то случилось в Париже?
– Да нет же! – ответил он с внезапной злостью.
Я поглядел на него с подозрением.
– Ты болен?
– Все нормально.
Однако спустя несколько дней он пожаловался на боль в животе, и я договорился с нашим семейным доктором о консультации. Осмотр длился час. Потом Ник вышел из кабинета и сказал, что меня просят зайти. Скрестив руки на груди, врач с беспокойством смотрел на Ника. Мне казалось, что ему хотелось бы сказать больше, но он просто констатировал, что у Ника язва.
Какая может быть язва в семнадцать лет?
7
После окончания старшей школы я поступил в университет штата Аризона в Тусоне, расположенном еще ближе к границе между США и Мексикой. Мой товарищ по комнате приехал из Манхэттена. У Чарльза был трастовый фонд. Родители его умерли. Мне так и не удалось узнать, как они умерли, я понял только, что там были замешаны наркотики и алкоголь. Возможно, это было самоубийство. «Потерю одного из родителей, мистер Уортинг, еще можно рассматривать как несчастье, – говорил, бывало, Чарльз, цитируя пьесу “Как важно быть серьезным”. – Но потерять обоих похоже на небрежность»
[16].
Чарльз обладал грубоватой красотой: солидный нос, каштановые вьющиеся волосы, глаза цвета кофе. В нем бурлила притягательная и неукротимая энергия. Он производил впечатление на меня и всех, кто с ним встречался, своей светскостью, историями о встрече Рождества с какими-то родственниками Кеннеди в Хайаннис-Порт и «на Винъярде» и летних каникулах, проведенных в Монако и на Лазурном берегу. Когда он пригласил меня и других на ужин во французский ресторан, он заказал – на французском языке – эскарго, фуа-гра и «Дом Периньон». Он потчевал аудиторию рассказами о веселых проделках в интернате, которые могли бы быть почерпнуты из Фицджеральда (возможно, так оно и было); о сексуальных эскападах, которые могли бы принадлежать перу Генри Миллера (и, вероятно, принадлежали). Стоило обмолвиться, что тебе нужна новая рубашка, как он тут же рекомендовал портного в Гонконге, который много лет шил костюмы для его отца. Он уверял, что знает лучшего часовщика на Мэдисон-авеню, лучшего бармена в отеле «Карлайл» и лучшего массажиста в отеле «Пьер». Упомянешь, что пробовал хорошее калифорнийское вино, и он расскажет тебе о «Шато Марго», которое он пил с одним из потомков Ротшильда. Все, что касалось его персоны, призвано было внушать благоговейный трепет. В том числе и то, как он пил спиртное и употреблял наркотики. И то и другое он делал, как мне тогда казалось, с весьма впечатляющей решимостью.
Я обнаружил, что в Тусоне существуют два параллельных университета. Один посещали студенты, которые относились к учебе хотя бы с какой-то долей серьезности. Другой – который посещал я – был выбран «Плейбоем» как один из университетов, славящихся лучшими вечеринками в стране.
Я был просто жалким дилетантом в сравнении с Чарльзом, который никогда не позволял учебе или еще чему-нибудь мешать его беспутному образу жизни, хотя периодически у него случались приступы похмелья, сопровождавшиеся покаянным решением вести себя более прилично, после чего следовали возлияния с шампанским или «маргаритой», чтобы отметить его новый статус прилежного студента.
У Чарльза были друзья, тоже из Нью-Йорка, жившие вместе в розовом кирпичном доме на бульваре Спидуэй в противоположном от университета конце Тусона. У них не было трастового фонда, тем не менее водились деньги на вечеринки и стейки на ужин, которые они зарабатывали, продавая замороженные галлюциногенные грибы, ввезенные контрабандой из Юкатана.
В то время в университетских городках большой популярностью пользовалось «Учение дона Хуана» Карлоса Кастанеды и его продолжения. Кастанеда, антрополог по образованию, подробно рассказывает о своих поисках знания у шамана из индейского племени яки, учение которого представляло собой квазирелигиозную философию в духе разнообразных восточных и западных мистических традиций. Неотъемлемой составляющей духовных исканий дона Хуана было употребление психотропных средств, в том числе мескалина, дурмана и псилоцибина. Мы с ребятами были заинтригованы. Эти книги подтолкнули нас к мысли о том, что наши опыты с грибами или другими психоделиками можно воспринимать не как распущенность, а как интеллектуальное исследование. Так или иначе, мы нашли доводы и в пользу марихуаны, таблеток метаквалона, виски «Джек Дэниэлс», текилы «Хосе Куэрво», кокаина и ряда других средств, возбуждающих, стимуляторов, успокаивающих, депрессантов.
Отчетливо помню свое наркотическое путешествие в красную каменистую пустыню в окрестностях Тусона и то, как на моих глазах мексиканская маргаритка трансформировалась в мужское лицо. Вскоре вместе с другими маргаритками она превратилась в лики тысяч ангелов, а потом вся эта компания начала нашептывать ответ на самый главный вопрос: в чем смысл жизни? Я придвинулся ближе, чтобы расслышать, что они говорят, но бормотание сменилось приглушенным смехом, и множество хмурых лиц превратилось в поле смеющихся английских кексов.
Вечером, когда полная белая луна низко зависла над горизонтом, я решил, что если в книге Итало Кальвино, которую мы читали на занятиях по литературе, люди могли взобраться на луну по лестнице, почему бы и мне не сделать это? Правда, я отказался от этой идеи, когда Чарльз объявил, что пора идти на тусовку в клуб.
Чарльз покупал наркотики, чтобы лучше справляться с учебой, и они помогали на полчаса или около того. Потом мы уже были настолько на взводе, что не могли сконцентрироваться ни на чем, кроме как на обсуждении, в какой бар лучше пойти. Обильное потребление наркотиков и выпивки никогда не удерживало Чарльза от вождения автомобиля, и он успел разбить два своих «пежо». К счастью, каким-то чудом он никого не покалечил – по крайней мере, насколько мне известно. Я сидел на пассажирском месте, что, как я теперь понимаю, было вариантом игры в русскую рулетку.
Он балдел от Rolling Stones и без конца ставил свою любимую песню Shine a Light, громко подпевая Мику Джаггеру:
Ты бредешь пьяная по аллее
В порванной одежде.
Твои ночные друзья
Бросили тебя в холоде и сумраке рассвета.
Мне кажется, на тебе так много мух,
Что я просто не могу их смахнуть.
Однажды ночью, подчиняясь внезапному порыву, возникшему под действием принятых веществ, мы с Чарльзом решили поехать в Калифорнию встречать рассвет, и, упаковав запас наркотиков, покатили в Сан-Диего. Было еще темно, когда мы добрались до пляжа. Сидя на песке, набросив одеяла на плечи, мы вглядывались в горизонт и ждали восхода солнца. Мы курили косяки и болтали. Через какое-то время один из нас заметил, что уже светло. Мы оглянулись вокруг. Должно быть, уже было десять или около того. Солнце взошло несколько часов назад. «Ух ты! – произнес Чарльз с поразительной наблюдательностью. – Солнце встает на востоке».
