Мы все неловко обнялись.
– Удачи, – сказал я. – Береги себя.
– Спасибо, пап. Спасибо, КБ.
– Я люблю тебя, – сказала Карен.
– Я тебя тоже люблю.
Он взглянул на меня и сказал:
– Всё.
В его глазах были слезы.
Программа реабилитации, предлагаемая в больнице Св. Елены, была аналогична той, которая действовала в центре «графа Олхоффа», но включала больше физических нагрузок, в том числе йогу и плавание в овальном больничном бассейне, а также консультации со штатными врачами и психиатром. Особое внимание уделялось просвещению: лекциям и фильмам о химических процессах развития зависимости, которые происходят в мозге; ежедневным собраниям в рамках программы анонимных алкоголиков и анонимных наркоманов; расширенной семейной программе, предусматривающей встречи с родственниками два раза в неделю. В тот момент я не был уверен в успехе лечения в этой больнице, но все же позволил себе поверить, что перед нами забрезжил лучик надежды. Как в песне Спрингстина: «В конце каждого тяжелого дня люди находят причины, чтобы верить». Мои причины состояли из робкой надежды и, как и прежде, слабого утешения в том, что я точно знал, где он находится.
Дома я заснул и спал всю ночь, хотя и беспокойно. В моих кошмарах Ник опять сидел на наркотиках. Я злился на него. Я его умолял. Я оплакивал его. Он под кайфом, ему все равно. Он под кайфом, оглядывается и смотрит безучастно и холодно…
Люди приезжают в винодельческие места ради производимого здесь каберне и пино нуар, грязевых ванн и хорошей еды. Мы же с Карен совершали паломничество сюда ради семейных выходных в больнице. Перед нашей первой встречей в больнице Св. Елены консультант объяснила нам, что вероятность благоприятного прогноза для наркозависимого значительно повышается, если в лечении участвует его семья.
«Мы больше беспокоимся за тех, у кого нет семьи, – сказала она. – Ник один из счастливчиков. Вы увидите, что Николас сильно изменился, – говорила она, пока мы шли по белому коридору. – Но состояние у него очень подавленное. Так всегда происходит во время детоксикации, особенно после употребления метамфетамина. Это худший из наркотиков».
Семейные встречи здесь проходили не так, как в «Олхоффе». Сначала мы собирались в большой комнате с рядами стульев перед кафедрой и телевизионными мониторами. Больница предлагала четыре образовательных форума, которые проводились каждое второе воскресенье. Тема первой встречи – наркотическая зависимость как болезнь. Это была новая для меня концепция. Какую еще болезнь жертва вызывает у себя добровольно? Каждый раз, когда Ник употребляет метамфетамин, он делает свой выбор. Разве нет? Курильщики сами навлекают на себя рак легких, но в других отношениях больные раком не несут ответственности за свое состояние. А наркозависимые несут. Разве нет? Лектор объясняет, что зависимость обусловлена генетически, во всяком случае предрасположенность к ее развитию. То есть отчасти виноваты гены Ника, та гремучая смесь, которую представляет собой его родословная: мои смуглые предки, евреи из России, смешались с предками его матери – белокурыми методистами из южных штатов. Ее отец умер от алкоголизма, так что нам не приходилось далеко углубляться в родословную, хотя никто доподлинно не знает, как именно передается по наследству предрасположенность к алкоголизму или другой зависимости. По приблизительным оценкам, она отмечается у 10 % людей, рассказывает лектор. Если она есть, наркотики или алкоголь «активируют» болезнь. «Рубильник повернут», – говорит она. Как только механизм активации болезни запущен, назад пути нет. Ящик Пандоры закрыть невозможно.
Какой-то мужчина перебил лектора:
– Вы снимаете ответственность с этих людей, – сказал он. – Никто не заставлял моего сына ходить к наркодилеру, добывать наркотики, готовить метамфетамин, колоть себе героин, обкрадывать нас, грабить винный магазин и собственных бабушку и дедушку.
– Нет конечно, – ответила она. – Никто его не заставлял. Он сам все это сделал. И тем не менее он болен. И болезнь эта весьма коварна. Действительно, у людей есть выбор, как поступить в этой ситуации. Это как с заболеваниями вроде диабета. Диабетик может принять решение мониторить свой уровень инсулина и регулярно принимать назначенные лекарства. Наркозависимый может сделать выбор в пользу лечебно-восстановительной программы. В обоих случаях, если не лечить болезнь, состояние этих людей ухудшится, и они могут умереть.
Снова голос того же мужчины:
– Но диабетик не станет воровать, обманывать, врать. Диабетик не захочет колоться героином.
– Есть данные, доказывающие, что при развитии зависимости у людей возникает непреодолимая тяга, своего рода принуждение к употреблению наркотиков, которое не так-то легко остановить или контролировать, – объяснила лектор. – Это почти как способность дышать. Здесь дело не в отсутствии силы воли. Эти люди просто не могут остановиться самостоятельно, иначе они бы это сделали. Никто не хочет быть зависимым. Но наркотики берут верх над человеком. Жизнь человека оказывается под контролем наркотиков, а не его разума. Мы учим наркозависимых справляться с их болезнью с помощью непрерывной работы по восстановлению физического здоровья, психического состояния и социальных связей. Это единственный верный путь. Люди, которые говорят, что не могут контролировать себя, не понимают природу болезни, потому что именно болезнь контролирует их поведение.
Нет, думал я.
У Ника все под контролем.
Нет, Ник потерял контроль над своей жизнью.
После презентации начались вопросы и ответы. Потом мы собрались в другой комнате. Сели на стулья, расставленные по кругу. Еще один круг. Мы уже начали привыкать к этим сюрреалистическим круговым собраниям родителей, детей и других значимых для наркозависимых людей. Мы по очереди представлялись окружающим и делились своими историями в сокращенном варианте. Все истории были разные: разные наркотики, вранье в разных видах, разные случаи предательства, – но все они были об одном и том же, все страшные и душераздирающие, связанные между собой бесконечной тревогой, печалью и почти осязаемой безысходностью.
Нас отпустили на ланч, и мы могли поесть с членом семьи, который участвовал в программе. Ник нетвердой походкой шел к нам по коридору. Он был бледен и двигался медленно, словно каждый шаг причинял ему жгучую боль. Но, кажется, он искренне был рад видеть нас. Он крепко обнял нас и долго не отпускал. Прижался щекой к моей щеке.
Мы взяли сэндвичи, завернутые в пластик, налили кофе в пластиковые кружки, поставили на подносы и направились с ними к незанятой скамейке на балконе. Откусив кусочек от сэндвича, Ник отодвинул его и объяснил, почему у него такая апатия. Ему давали седативные препараты, чтобы облегчить процесс отказа от воздействия наркотика. Он рассказал, что лекарства разносит два раза в день «сестра Рэтчед». Он изобразил Луизу Флетчер из фильма «Пролетая над гнездом кукушки»:
– Если мистер Макмёрфи не желает принимать лекарство орально, – произносит он, растягивая слова и сопровождая их грозным взглядом, – я уверена, мы найдем иной способ, но не думаю, что он вам понравится.
