Он сдавленно засмеялся. Пародийное выступление получилось так себе. Он был слишком накачан седативными средствами, чтобы сделать его живым и ярким.
После ланча он показал нам свою комнату: две односпальные кровати, прикроватные столики и маленький круглый стол с двумя стульями. Выглядит вполне комфортабельно, как номер скромного отеля. Указывая на кровать у стены, Ник рассказал о своем соседе по комнате.
– Он клевый мужик. Шеф-повар. Пьяница. Женат, есть ребенок. Смотрите…
Он взял с прикроватного столика фотографию в бамбуковой рамке. На ней были изображены маленькая девочка с ангельским личиком лет двух и ее мать – красавица со взбитой копной кудрей соломенного цвета и ослепительной улыбкой.
– Она предупредила его, что это его последний шанс, – сказал Ник. – Если он не перестанет пить, она его бросит.
На столике Ника– книга «Анонимные алкоголики» и стопка литературы по реабилитации от наркотической зависимости. В комнате был маленький встроенный шкаф и комод, куда он убрал одежду, которую мы ему привезли.
Потом он провел нас на балкон, выходящий на виноградники.
– Мне очень жаль, что все так случилось, – выпалил он.
Я взглянул на Карен. Мы не знали, что ему сказать.
3
Очередной уик-энд в стране виноделия. Утренняя лекция была посвящена проблемам «семьи зависимого», то есть нашим.
– Мне, вероятно, не нужно говорить вам, что это такая болезнь, которая поражает и семью, – начала свою лекцию консультант программы. – Близкие наркозависимых не спят, не едят, теряют здоровье. Винят себя. Они испытывают гнев, чрезмерное беспокойство, стыд. Многие держат свои страдания при себе. Если у вашего ребенка обнаружили рак, вы тут же будете окружены заботой и поддержкой друзей и родственников. А наркозависимость стигматизирована, считается позором, и люди часто молчат о своей беде. Друзья и родные, конечно, пытаются как-то поддержать родственников наркомана, но в то же время они могут высказывать скрытое или явное осуждение.
Взаимоотношения в семье развиваются вполне предсказуемо. Лектор иллюстрировала свои слова с помощью мобиля, свисающего с потолка в стороне от кафедры. Указывая на мобиль, она разъясняла, кто из нас какую роль играет в семье. Точность расклада производила на нас гнетущее впечатление.
В центре мобиля висела бумажная фигурка, представляющая наркозависимого. Вокруг нее медленно вращались фигурки поменьше. Фигурки, болтающиеся в стороне, символизировали Карен и младших детей: они где-то на периферии, беспомощные, но неразрывно связанные с настроением, капризами и наркозависимостью центральной фигурки. Между ними была непрочно закреплена еще одна фигурка – это я. Я своего рода посредник или пособник, опора для Ника. Я всегда нахожу для него оправдания, лезу из кожи вон, чтобы помочь ему, стараюсь защитить от него Карен, Джаспера и Дэйзи и при этом пытаюсь сохранить между ними крепкие родственные связи.
«Это не ваша вина. Это первое, что вы должны уяснить для себя. Есть наркоманы, с которыми жестоко обращались в семье, и есть наркоманы, детство которых по всем меркам было идеальным. И тем не менее члены многих семей продолжают во всем обвинять себя.
Второе, чем они занимаются, – пытаются решить проблему. Они прячут бутылки со спиртным и лекарственные препараты, обыскивают одежду и комнату зависимого и отправляют его на собрания анонимных алкоголиков или анонимных наркоманов. Они стараются контролировать все передвижения зависимого, все его действия и круг общения. Это можно понять, но, к сожалению, все эти усилия бесполезны. Вы не в силах удержать зависимого под контролем.
Зависимый может подмять семью под себя: захватить все внимание родителя, даже в ущерб другим детям, мужу или жене. Атмосфера в семье будет подчинена тому, что происходит с наркозависимым. Люди зацикливаются на его проблемах, и это тоже вполне объяснимо. Но такое положение вещей пагубно влияет на всех. Контролирование всего и вся становится навязчивой идеей, потому что они боятся за близкого человека. Постепенно они разрушают свою личность, теряют свое “я”, потому что все их помыслы сосредоточены на проблемах близкого человека, страдающего зависимостью: супруга, ребенка, родителя или кого-то еще, – а все остальное теряет смысл. В их жизни не остается места радости».
Ник пришел к нам пообедать вместе. Мы, боясь поверить, заметили, что его лицо посвежело, болезненная бледность исчезла, а в глазах появился некоторый интерес к жизни. Скованность движений почти прошла, как и мучившая его боль. Тем не менее он все еще горбился и выглядел подавленным.
Мы сидели на балконе его комнаты и разговаривали.
– Не думаю, что это лечение будет более эффективным, чем в прошлый раз, – сказал он. – Все эти разговоры о Боге… – Он помолчал. – Все эти слова о Боге. Я не могу это принять.
– Они говорят о «высшей силе», не о Боге, – возразил я. – Это разные вещи.
– «Высшая сила» – просто другое обозначение Бога. Нужно иметь веру, а у меня ее нет. Ты не можешь это преодолеть, если не веришь. – Ник попытался объяснить, что он имеет в виду: – У меня нет особых трудностей с первым шагом из двенадцати. Иногда, правда, бывают сомнения, но, конечно, я сознаю, что бессилен перед наркотиками и алкоголем и что моя жизнь стала неуправляемой. Но дальше вся эта программа – полное дерьмо. – Он взял рекламу-закладку и начал читать вслух о втором и третьем шагах: – Шаг два. Мы пришли к убеждению, что сила более могущественная, чем наша собственная, может вернуть нам здравомыслие. Шаг три. Мы приняли решение препоручить нашу волю и нашу жизнь заботе Бога, как мы Его понимаем.
Я обратил его внимание на последние слова:
– Слова «как мы его понимаем» дают большой простор для толкования.
– Я его никак не понимаю. Для меня он никто.
В глазах некоторых именно его атеизм, полученный в подарок от родителей (во всяком случае от меня), – причина, которой можно объяснить все его проблемы. Я не верю, чтобы хоть какой-нибудь фактор мог изменить его судьбу, но кто знает? Однако если согласиться с тем, что вера в Бога или религиозное воспитание препятствуют развитию наркозависимости, то как объяснить, что столько людей, искренне верующих и выросших в религиозных семьях, становятся наркоманами? Значит, и набожных это зло не обходит стороной и не щадит.
Я попытался придумать, как дать ему представление о «высшей силе», чтобы это дошло до него, и при этом избежать ненужной назидательности и лицемерия. Хотя я растил Ника не прибегая к религии, все же его воспитание предполагало усвоение определенного набора нравственных ценностей. Я старался внушить ему мысль, что мораль, нравственные ценности хороши и правильны сами по себе. Далай-лама в своей недавней статье в New York Times дал этому объяснение, которое отражает мои взгляды: «Это главные нравственные принципы, которые разделяем все мы как человеческие существа: сострадание, терпимость, заботливость, внимание и уважение к другим и ответственное использование знаний и силы, – принципы, которые стирают барьеры между верующими и неверующими и между последователями разных религий». Для меня эти принципы и есть высшая сила, которая доступна пониманию каждого из нас. Мой отец как-то объяснил мне свое понимание Бога: «тихий тонкий голосок» внутри нас – наша совесть. Я не называю это Богом, но я верю в существование совести. Когда мы прислушиваемся к этому голосу, мы поступаем правильно. Если нет, мы поступаем плохо. На протяжении своей жизни я не уделял этому достаточного внимания, я просто не знал, как это делать, – но сейчас стараюсь наверстать упущенное. Когда я прислушиваюсь к этому голосу внутри себя и поступаю «по совести», я проявляю больше сострадания к людям, меньше зацикливаюсь на своей персоне и отношусь к окружающим с большей любовью и заботой. Вот это и есть моя «высшая сила», сказал я Нику.
