По сравнению с теми, кто присутствовал на аналогичных сеансах в викторианском особняке в Сан-Франциско, публика в больнице Св. Елены была лучше одета. Хотя одна пожилая женщина выглядела так, будто всего несколько часов назад бродяжничала на улице. Сеанс групповой терапии начинается с того, что пациенты и их семьи рассказывают свои истории, иногда комментируя успехи друг друга. Та самая пожилая женщина заговорила и буквально сразила меня. Совершенно серьезно она сказала:
– У меня степень магистра. Я учительница. Мне кажется, хорошая. – Она замолчала, безучастно глядя перед собой. – Я была хорошей учительницей. До того, как появились спиды.
Так же, как и я, все родственники зависимых испытывали одновременно и безысходность, и надежду на лучшее.
Временами боль, пронизывающая атмосферу в зале, казалась почти невыносимой. Мы без передышки слушали, видели и, главное, ощущали тот мрак и уныние, в котором живут люди, чьи близкие стали мет-зависимыми, хотя вид наркотика вряд ли имеет какое-то значение. Как будто в сердце проворачивается нож. Метамфетамин, героин, морфин, клонопин, кокаин, крэк, валиум, викодин, алкоголь и – в большинстве случаев – разнообразные комбинации всего перечисленного. Все люди в нашем круге были разные, и в то же время все одинаковые. У нас у всех в душе незаживающие раны.
Подошла очередь товарища Ника, Стивена. Он рассказал, что вся его жизнь – это бесконечная игра с алкоголем: ему было всего десять, когда он напился в первый раз. Его жена все время плачет.
– Мы так тебя любим! – обратилась она к Стивену, когда пришла ее очередь говорить. – Но я уже столько раз слышала от тебя слова раскаяния. Я слышала твои обещания не пить. Я не могу больше так жить.
Жена Джеймса рассказала, какое стремительное превращение произошло с ее мужем: из «человека, которого я уважала больше всех в мире, который был моей второй половинкой», он превратился в одержимого, таблетки поработили его, а все остальное потеряло смысл.
– Он был самым добрым, самым нежным…
Консультант спокойным ровным голосом прервала ее:
– Старайтесь обращаться непосредственно к нему, говорите со своим мужем.
Глядя Джеймсу в глаза, вся дрожа, она продолжила:
– Ты был самым добрым, самым нежным человеком, которого я когда-либо встречала в жизни. А превратился в чужака, который орет на меня, в равнодушного, унылого, недоброго, неспособного к искренним, близким отношениям. Я все спрашиваю себя…
Она заплакала.
А потом еще одна история, и еще одна, и еще. Люди рассказывали о своей беде, обращаясь к близким, просили прощения, ругали их, плакали. Наше сходство было поразительным. Все мы в той или иной степени потратили годы, мирясь с поведением наших родных и пытаясь найти ему рациональное объяснение, чего никогда не стали бы делать, если бы речь шла о других людях. Мы защищали их и скрывали их зависимость. Мы обижались на них и испытывали вину за это. Мы кипели от ярости и снова винили себя. Мы клялись, что не будем больше терпеть их жестокость, или лживость, или эгоизм, или безответственность, и в очередной раз прощали их. Мы злились на них и часто на себя. Мы винили себя. Мы боялись – постоянно боялись, – что они убьют себя.
В рассказе каждого зависимого характерный лейтмотив: раскаяние, неконтролируемая ярость, чаще всего направленная на самих себя, – и чувство бессилия и безнадежности.
– Думаешь, я хочу быть таким? – кричит мужчина своей жене, которую бьет дрожь. – Нежели ты так думаешь? Да я ненавижу себя.
Оба рыдают, не в силах остановиться.
– Я очень горжусь им за то, что он согласился сюда прийти, – сказала женщина о своем героин-зависимом муже. – Но что будет дальше? Мне так страшно.
Пожилая женщина, чья сестра, юрист, пристрастилась к метамфетамину, сказала:
– Я больше не даю ей деньги, а покупаю ей еду, вожу ее к врачу и плачу за лекарства. – И грустно добавила: – Она не в состоянии дойти до холодильника.
Психолог попыталась мягко подтолкнуть ее к другой точке зрения:
– Она в состоянии добывать наркотики, но не может дойти до холодильника?
Тут в разговор вступила еще одна родительница:
– У меня было так же с моим сыном, пока я не поняла, что он не может дойти до школы, или до работы, или до кабинета врача, но вполне в состоянии пойти в ломбард, к наркодилерам, достать любой наркотик, спиртное, вломиться в чужой дом, добыть шприцы – все, что ему понадобится. Ведь процесс приготовления дозы метамфетамина довольно сложный, но я все жалела его, думала: «Он в депрессии. Он такой ранимый. Он ни на что не способен». Конечно, я должна была платить за больницу, если он туда попадал. Конечно, я должна была платить за квартиру, иначе он оказался бы на улице. Таким образом, около года я оплачивала комфортабельное жилье, где он мог употреблять наркотики в свое удовольствие.
Симпатичная женщина с коротко подстриженными каштановыми волосами, в шелковой блузке, кардигане и шерстяных брюках сказала, что она врач. Грустным дрожащим голосом она призналась, что больше года проводила хирургические операции, находясь под действием метамфетамина. Впервые она попробовала его на вечеринке.
– Я себя чувствовала замечательно, как никогда в жизни, – сказала она. – Мне казалось, я могу горы свернуть. Я ни за что не хотела потерять это ощущение. – Она покачала головой. – А остальное вы знаете. Я вдыхала наркотик, чтобы работать всю ночь. Я вдыхала и тогда, когда мне не нужно было работать. Я знала, что это переросло в серьезную проблему. Но сюда я пришла только потому, что коллега пригрозила пожаловаться на меня, если я добровольно не покончу со своей зависимостью.
Один из пациентов принялся ее ругать:
– Вы делали операции под кайфом! Да против вас необходимо выдвинуть обвинение. Вы же могли убить кого-нибудь.
Тут вмешалась консультант и, не повышая голоса, сказала:
– А вы разве не говорили, что вели автомобиль после употребления наркотиков и заснули за рулем? Вы тоже могли убить кого-нибудь.
Некоторые истории были вообще за гранью моего понимания. Маленькая нервная женщина в спортивных брюках, совсем потерявшаяся в своем объемном свитере, вспомнила о последнем дне рождения сына.
– Я сидела на крэке. Я ушла из дома, бросила сына, оставила его с мужем. Ради крэка. Сыну исполнилось в тот день три года.
Женщина с бледным лицом, мягкими светлыми волосами и золотистыми глазами, затуманенными слезами, рассказала, что ее мужа отправил в эту программу судья в качестве альтернативы тюрьме. Ее муж, военнослужащий с взъерошенными волосами, в наглухо застегнутой рубашке с короткими рукавами, неподвижно сидел рядом и безучастно смотрел прямо перед собой.
Она сказала, что, когда муж был под кайфом, он напал на нее, ударил головой об пол. Ей удалось набрать 911, прежде чем она потеряла сознание. Когда пришла очередь говорить ему, он возблагодарил Бога за то, что суд позволил ему попробовать пройти курс терапии в наркологической клинике вместо того, чтобы сидеть в тюрьме.
