Нам уже сто раз говорили, что наркозависимость – болезнь прогрессирующая. Но у меня это все еще не укладывалось в голове. На следующее утро зазвонил телефон. Это была Джулия, подружка Ника, с которой он меня познакомил прошлой зимой в Бостоне. Теперь, когда Ник исчез, их планы поездки в Китай сорвались. В то утро она звонила из дома родителей в Вирджинии, ее голос то и дело срывался. Она плакала.
– Ник стащил шприцы для инъекций из маминого дома, когда мы приезжали сюда в прошлом месяце, – сообщила она мне.
– Шприцы?
– Чтобы колоть ей лекарство от рака. И еще он стащил морфий.
Она разрыдалась.
– Я даже не знаю, что сказать.
– Я тоже.
Помолчав, она сказала:
– Я скажу вам одно. Не помогайте ему. Не давайте ему деньги. Он пойдет на все, чтобы заставить вас помогать ему. А потом заставит и свою мать. Если будете помогать, это только скорее его убьет. Это один из уроков, которые мы хорошо усвоили, пережив наркозависимость моей сестры.
– Я ничего об этом не знал. Я просто идиот. Мне казалось, что у него постепенно все налаживается. Я думал, что он прожил учебный год, воздерживаясь от наркотиков.
– Вы просто хотели верить ему, как и я.
Она уже готова была положить трубку.
– Исходя из опыта нашей семьи, лучший совет, который я могу вам дать, – это поберечь себя.
– Ты тоже береги себя.
Даже после всего, что нам пришлось пережить, ее рассказ потряс меня. Оказывается, Ник перешел на инъекции наркотиков: колет их в руки. В его руки, которые не так давно бросали бейсбольный мяч и строили замки из «Лего», руки, которые обнимали меня за шею, когда я вечером нес его, спящего, в дом.
На следующий день мы должны были выполнить свое обещание и свозить детей в океанариум залива Монтерей. Контраст между двумя нашими мирами не переставал поражать меня и давить непосильным бременем. Временами мне казалось, что такие разные миры не могут сосуществовать в одном пространстве.
Не было никакого смысла сидеть дома в бесплодном ожидании звонка.
Мы старались жить своей жизнью.
Мы поехали в Монтерей, по пути остановились в Санта-Крусе. Там спустились по скале по выщербленным опорам к пещере, расположенной прямо над пенящимися водоворотами воды. Камни внизу были мокрые и скользкие. Дети поплавали на ближайшем пляже Каулес-Бич. Мои дети, все трое, чувствовали себя в океане так же комфортно, как и на суше. Они как дельфины.
В океанариуме мы посмотрели фильм о заливе и охотящихся бакланах. Казалось, птицы играют и плещутся в волнах прибоя. Потом вдруг поверхность воды взрезает злая серая морда большой белой акулы с зубастой пастью – и баклан целиком исчезает в ней. Акула бьет по воде хвостом, как хлыстом, и удаляется.
После океанариума мы направились на юг по шоссе № 1 к Кармелю, где дети играли на пляже, а потом в парке карабкались на древнее земляничное дерево, с которого кора облезает, как кожа после солнечного ожога. Наблюдая за ними, я немного расслабился, но тревога навечно поселилась в моей душе.
Потом мы поехали домой. Мы не заговаривали о Нике. Не потому, что мы о нем не думали. Его зависимость и неразрывно связанный с ней призрак смерти пронизывали воздух, которым мы дышали. Мы с Карен старались подготовить себя на тот случай, если следующий телефонный звонок принесет с собой худшую из вестей.
Ник так и не дал о себе знать. И жизнь не остановилась.
Карен работала допоздна в своей студии. Я повез Джаспера и Дэйзи в город, в ресторан «Пайн Коун Дайнер». Потом мы прошлись пешком в продуктовый магазин. «Пэлэс Маркет» был почти пуст. Я не спеша ходил с тележкой между стеллажами. Джаспер и Дэйзи то и дело забрасывали в тележку пакеты шоколадных зерновых подушечек и пачки печенья «Орео», а я их машинально вынимал, пока наконец не прикрикнул на детей, чтобы не баловались. Я послал их в разные стороны за продуктами, которые нам действительно были нужны, – за молоком, маслом, хлебом. Я остановился у стеллажа с пакетами пасты. В эту минуту из музыкального центра «Мьюзак» зазвучала песня Эрика Клэптона о смерти его сына.
«Смог бы ты вспомнить мое имя, если бы мы свиделись на небесах?»
Это было уже выше моих сил. Я разрыдался прямо в центре супермаркета. Джаспер и Дэйзи, нагруженные продуктами по списку, одновременно выбежали из-за угла и увидели мои слезы. Они были потрясены и испуганы.
Вот памятка для родителей наркозависимых детей: тщательно выбирайте музыку. Воздержитесь от песни Луи Армстронга What A Wonderful World, которую используют в рекламных роликах, от песен Turn Around, Sunrise, Sunset и еще многих и многих других. Не нужно включать песню Time After Time в исполнении Синди Лопер и песню Эрика Клэптона о смерти его сына. Однажды меня невероятно тронула песня Леонарда Коэна Hallelujah. Музыка не должна быть сентиментальной. Спрингстин может быть опасен. А также Джон и Йокко. И Бьорк. И Дилан. Меня переполняют эмоции, когда я слушаю группу Nirvana. Мне хочется вопить, как Курт Кобейн. Мне хочется завопить на него. Но музыка не единственное, что может разбередить душу. Коварных моментов миллионы. Проезжая по шоссе № 1, я вижу расслаивающуюся волну – удачу серферов. Я доезжаю до развилки, где сходятся две дороги, недалеко от Ранчо Никасио, и вспоминаю, как мы сворачивали здесь налево, когда по очереди возили детей в школу. Падающая звезда тихой ночью на гребне Олема-Хилл. В компании друзей я слышу хорошую шутку и думаю, что Ник мог бы оценить ее. Дети ведут себя забавно или умилительно. Какая-нибудь история. Поношенный свитер. Фильм. Езда на велосипеде с ощущением ветра в лицо и глазами, обращенными к небу. Миллион моментов…
Еще две недели прошли в томительной неизвестности, и вдруг мне на электронную почту пришло сообщение от него. Первой моей реакцией было облегчение: он жив! По крайней мере в частично адекватном и мобильном состоянии, достаточном, чтоб хотя бы дойти до публичной библиотеки и воспользоваться компьютером. Он попросил о помощи, ему нужно немного денег, чтобы не жить на улице. Я ответил, что помогу ему возобновить лечение, но денег не дам. Я не следовал навязанному Ал-Аноном плану действий, предписывающему проявлять жестокость ради милосердия. И я не совсем очерствел. Просто меня победил метамфетамин, и я отказался от борьбы. Все, что я делал: вытаскивал его из тюрьмы, оплачивал его долги, водил его к психиатрам, психологам, забирал его с улицы – все было напрасно. Метамфетамин оказался неуязвимым. Я всегда исходил из предположения, что бдительность и любовь гарантируют моим детям достойную жизнь, но теперь я понимаю, что этого недостаточно.
Он отверг мое предложение.
Преподаватель по творческому письму из Хэмпшира, который принял его в свой класс, написал мне, узнав о рецидиве: «Когда Ник не употребляет наркотики, он блистателен. Я похоронил слишком много людей, поэтому меня это известие очень огорчило».
Прошла еще одна мучительная неделя, и Ник позвонил. Казалось, он вполне владел собой.
