Тропа ведет назад к началу маршрута. Мы с Джаспером пришли первыми. Сели на велосипеды и покатили вперед. По плану мы все должны были снова встретиться на лугу.
Доехав до луга, мы прислонили велосипеды к дереву и уселись отдыхать на упавший ствол под дубом. Джаспер протянул руку в направлении луга:
– Смотри!
Перед нами расстилалось поле потрясающих розовых цветов, экзотов, оставшихся от давно покинутого сада, розовых, как розовая сахарная вата.
Мы тихо сидели, слушая птичьи трели и шорох ветра в кронах деревьев. Внезапно у меня возникло ощущение дежавю. Я бывал здесь раньше. И сидел на этом же стволе. Но только с Ником. Это было больше десяти лет назад. Мое сердце заколотилось, и на глазах выступили слезы. Ник взбирался на это дерево. Карабкаясь все выше, он кричал мне:
– Пап, смотри! Смотри, как я высоко!
Он рассеянно напевал:
– И хрюкотали зелюки, как мюмзики в мове
[33].
Он взобрался еще выше и быстро пополз по толстой ветке, которая нависала над лугом.
– Смотри на меня, па! Смотри на меня!
– Я тебя вижу.
– Я уже на небе.
– Здорово.
– Я выше облаков.
Он заскользил дальше по корявой ветке, напевая детскую песенку. Внезапно подул ветер. Дерево задрожало, листья громко зашелестели, ветви начали раскачиваться.
– Хочу спуститься вниз, – вдруг сказал Ник.
– Все хорошо, Ник. Не волнуйся, не торопись, спускайся медленно.
– Не могу. Я застрял.
– Можешь. Ты справишься.
– Я не могу спуститься, – заплакал он.
– Не торопись. Найди опору для ног, потом еще одну. Двигайся медленно.
– Не могу.
– Можешь.
Он еще крепче обхватил ветку своими тонкими ногами и руками.
– Я упаду.
– Не упадешь.
– Упаду.
Я встал прямо под ним и закричал:
– Все хорошо. Не торопись.
Я говорил эти слова, а сам думал, что я его поймаю, если он сорвется.
Так я и сидел рядом с Джаспером, предаваясь воспоминаниям. Несколько слезинок скатилось по щеке. Джаспер тут же это заметил и сказал:
– Ты думаешь о Нике.
Я кивнул.
– Прости. Я просто вспомнил, как мы были здесь с ним, когда он был такой же, как ты.
Джаспер понимающе кивнул.
– Я тоже много о нем думаю.
Мы сидели рядом под старым деревом и молчали, пока нас не окликнули Карен, Дэйзи и наши друзья.
Как-то утром на следующей неделе Карен заметила, что в доме что-то неладно. Некоторые вещи лежали не на своем месте. Щетка для волос валялась на полу. Несколько книг и журналов были разбросаны на диване. Пропал один свитер.
Я работал в кабинете, но пришел в гостиную.
– О чем ты говоришь? – спросил я.
У меня сразу включился защитный механизм. Первая спонтанная мысль: Карен реагирует слишком эмоционально, у нее уже паранойя, она всегда готова во всем искать вину Ника.
– Нет. Кто-то… – она замолчала. – Иди, посмотри.
Я последовал за ней, и моя защитная реакция отрицания сменилась признанием очевидного. Ник явно побывал здесь. Он просто вломился в дом. Мы вместе всё проверили и обнаружили сломанный засов на французском окне в нашей спальне. Притворная планка из красного дерева была непоправимо испорчена. Только сейчас я заметил, что в ящиках моего рабочего стола кто-то рылся.
Каждый раз, когда Карен или я обнаруживали подобное нарушение всяческих правил, мы испытывали смесь горечи и гнева. Как он мог это сделать? Мы закрыли наши банковские счета, когда он начал подделывать наши подписи на чеках, закрыли счета кредитных карт, когда он стащил кредитки. Нам снова придется это сделать. Я позвонил слесарю и в компанию по установке охранной сигнализации.
Я также позвонил шерифу и сообщил о взломе. Если бы до того, как я столкнулся с проблемой наркозависимости, кто-нибудь сказал мне, что я буду звонить шерифу по поводу собственного сына, я бы подумал, что как раз этот человек и есть безумный наркоман. Я не хотел, чтобы Ника арестовали. Мне было больно и страшно представить Ника в тюрьме. Разве может из этого выйти что-нибудь путное? Внезапно я понял, что разделяю чувства родителей, с которыми встречался на некоторых собраниях Ал-Анон, чьи дети были в тюрьме. Они говорили: «По крайней мере я знаю, где он или она находится. Там безопаснее». Горькая ирония заключалась в том, что, несмотря на жестокие нравы тюрьмы, на мрачность и безысходность, это место было, возможно, более безопасным для Ника, чем улица.
Слесарь, пришедший по вызову, был рослым, плотным мужчиной в джинсах и рабочей рубашке. Я показал ему замки на дверях и окнах, которые следовало поменять. Мероприятие оказалось дорогостоящим. Но еще оно было и унизительным, потому что я не стал скрывать причину, когда он спросил:
– Это нужно из простой предосторожности или у вас какие-то серьезные проблемы?
Я ответил срывающимся голосом:
– Мой сын.
На следующий день мы услышали новость от друзей, которые жили в Инвернессе, немного дальше известного ресторана «Манка», бывшего охотничьего домика. Один из рабочих утром увидел двух парней, которые выскочили из окна их дома. Они скрылись в дребезжащей, старой, выцветшей на солнце красной «мазде». Парни удрали очень быстро, но наш знакомый узнал Ника. Я отправился к ним домой. Следы ночевки Ника остались нетронутыми: он и его приятель спали на полу в гостиной. Беспорядка особого не было, они ничего не попортили, только на полу валялись ватные диски, пакетики из фольги и другие атрибуты, указывающие на курение и инъекции метамфетамина.
Куда еще мог вломиться Ник? Очень трудно понять, какими соображениями руководствуются наркозависимые в своих поступках, но меня шокировал тот факт, что Ника тянет в места, где его любят: наш дом, дом наших друзей, дом бабушки и дедушки. Возможно, так просто удобнее, когда не знаешь, куда податься, но, может быть, это говорит о желании вернуться домой, где безопасно? В любом случае теперь, когда он все глубже затягивал нас в свое безумие, становилось еще труднее испытывать к нему сочувствие. Мы начали его бояться.
На следующее утро, когда Карен была во дворе, произошла совершенно сюрреалистичная вещь: она увидела Ника, проезжавшего мимо в своей старой «мазде», из выхлопной трубы которой вырывались клубы дыма. Их глаза встретились. Он дал полный газ, и машина поползла на холм, минуя наш дом.
Пребывая в замешательстве, Карен получше вгляделась в удалявшуюся машину и решила, что она все-таки не ошиблась. Это был Ник. Она позвала меня.
