Ник уже много лет рассказывал детям истории из жизни Пи Джи и Леди Пенелопы. Дети их обожали. Ник продолжал:
– Это высокий и худой человек, тонкий, как леденец на палочке, с ухоженными длинными усами, подкрученными вверх. У него большой нос крючком. Он может преследовать преступника по запаху не хуже обычной ищейки. Уши чуткие и великоватые. Волосы начинают седеть и выпадать на макушке, а глазам необходима помощь в виде очков в круглой проволочной оправе. Энергичный и отважный, он стареет с большим достоинством. Руки у него большие, пальцы узловатые. Кадык круглый и выпирающий совершенно изумительным образом.
История о Пи Джи заняла большую часть времени поездки до лагеря. После заключительных слов о том, что Пи Джи арестовал подлого профессора Джулиана Пипскуэйка, дети начали просвещать Ника насчет последних школьных новостей и отношений с друзьями.
– Таша стала еще противнее, все время передразнивает меня, – пожаловалась Дэйзи. – Она не обращает внимания на Ричарда, который следует за ней повсюду. Он даже плачет.
– Чванливая, самодовольная девчонка, – сказал Ник, не выходя из образа британца Пи Джи.
Мы всё ехали, глядя в окна на пейзажи с землей красного цвета.
Вдруг Джаспер тихо спросил:
– Ник, ты не будешь больше употреблять наркотики?
– Ни в коем случае, – ответил Ник. – Я знаю, что вы все беспокоитесь, но со мной все будет нормально.
Они затихли. Мы смотрели на красную глинистую местность, замечая первые проблески полосы прибоя.
Вернувшись в наш лагерь на пляже, мы катались на взятых напрокат велосипедах, играли на песке и плавали в море. Карен читала вслух «Остров сокровищ» в тени пальмы.
Мы пошли в город поесть мороженого в магазинчике, где стояли стулья с плетеными из скрученного провода спинками и ножками. Ассортимент был чисто гавайский – сладкий картофель, зеленый чай и батончики с орехами макадамия.
Меня поразило то, как слились наши две реальности. Вероятно, так работает рудиментарный механизм выживания. Сейчас я не вспоминал о наших бедах, я был захвачен красотой природы и любовью к своим детям, которые мирно общались друг с другом. Я чувствовал себя так, будто нас всех начисто отмыли волны океана и теплый тропический бриз. Я смотрел с надеждой на будущее Ника, задвигая мрак его зависимости на задний план (но не забывая об этом ужасе), и наслаждался величием окружающей природы. Закат, чистая зеленоватая вода, поэзия в музыке, звучащей с компакт-дисков в машине: Леннон, исполняющий «Джулию», Ван Моррисон со своими песнями «Недели в астрале». Зло на время отступило.
Ночь была наполнена пением сверчков и шорохом мышей, шныряющих по деревянному полу. Из палатки с тремя односпальными кроватями доносился голос Ника, который читал Джасперу и Дэйзи перед сном. Он выбрал книгу «Ведьмы» и начал читать с того места, где остановился более двух лет назад.
Попрощавшись в аэропорту, мы сели в разные самолеты: Ник полетел в Лос-Анджелес, мы – в Сан-Франциско.
Через неделю мы с Джаспером и Дэйзи поехали в Пойнт-Рейес-Стейшн, чтобы забрать почту. Это оказалась стопка счетов, письма из школы с расписанием на новый учебный год и письмо для Джаспера – от Ника. Джаспер осторожно открыл конверт, развернул листок, вырванный из блокнота, и начал читать вслух. Своим аккуратным почерком Ник писал: «Я все ищу способ выразить, как мне жаль, потому что этих слов недостаточно. Я понимаю, что эти деньги никогда не восполнят все то, что я украл у вас, учитывая тот страх, и беспокойство, и безумие, которые я принес в твою юную жизнь. По правде говоря, я не знаю, какие слова подобрать, чтобы извиниться перед тобой. Я люблю тебя, но я и не переставал тебя любить. Я беспокоюсь о тебе, но я и всегда беспокоился. Я горжусь тобой, но от всего этого не легче. Мне кажется, я могу предложить тебе вот что: ты растешь, становишься старше, и, когда бы я тебе ни понадобился – поговорить или еще что-нибудь, – я всегда буду рядом. Раньше я бы не смог пообещать тебе это. Я буду рядом. Я буду жить и строить свою жизнь, стану кем-то, на кого ты сможешь опереться. Надеюсь, что это важнее, чем эта дурацкая записка и эти восемь однодолларовых банкнот».
Часть V. Лучше ничего не знать
Джоэл: Как именно это будет происходить?
(По мере того как Мерзвияк говорит, все цвета в комнате начинают терять свою яркость, голос Мерзвияка тоже меняется, становится бесстрастным и монотонным.)
Мерзвияк: Начнем с самых последних воспоминаний и пойдем назад, в прошлое. Каждое наше воспоминание имеет эмоциональное ядро. Как только мы уничтожим это ядро, начнется процесс распада. Утром вы проснетесь в своей постели, и все ненужные воспоминания потускнеют и исчезнут. Как сон при пробуждении.
Джоэл: А есть риск повреждения мозга?
Мерзвияк: Ну, на самом деле эта процедура и есть повреждение мозга. Но по последствиям сравнима с бурной пьянкой, не более. Ничего, о чем бы вы потом пожалели.
Чарли Кауфман. Вечное сияние чистого разума
1
Статья «Мой сын – наркоман» была опубликована в New York Times в феврале. И я, и Ник получили отклики от друзей и совсем незнакомых людей. Мы поделились ими друг с другом. Нас обоих это приободрило, так как нам показалось, что история нашей семьи тронула многих. А некоторым и помогла, особенно тем, кто пережил нечто подобное или кто сейчас проходил через эти испытания.
Когда Ника попросили написать воспоминания о своем опыте, он с энтузиазмом принялся за работу. Положительная реакция читателей вдохновила меня на то, чтобы написать об этой проблеме более подробно. Вскоре был определен срок сдачи книги, хотя я бы продолжал писать и без этого. Литературное творчество – процесс мучительный, а описание этой истории временами доставляло просто нестерпимую боль. Я описывал моменты нашей истории и каждый раз переживал заново чувства и эмоции, которые испытывал тогда. Снова переживал тот ад. Но были и моменты, полные надежды, любви и ощущения чуда.
Тогда же в феврале мы решили провести выходные на озере Тахо, покататься на лыжах. Нику дали несколько дней отпуска на работе, и он смог присоединиться к нам. Дети вместе катались на лыжах. Вечером они сидели у камина, и Ник рассказывал им истории о Пи Джи.
Мы с ним много разговаривали. Он, казалось, очень ответственно, с энтузиазмом относился к своему трезвому существованию. Я уже научился сдерживать свой оптимизм, тем не менее было здорово слушать, как Ник рассказывает о своей жизни, которую он пересматривает и выстраивает заново в Лос-Анджелесе. Помимо работы над собственной книгой, он писал короткие рассказы и кинообзоры для интернет-журналов. На мой взгляд, это была большая удача, учитывая то место, какое кино всегда занимало в его жизни. Каждый день он катался на велосипеде, занимался плаванием, бегом. Вместе с Рэнди они изъездили все побережье с одной и с другой стороны от Санта-Моники. Они пересекали каньоны, взбирались на холмы, катались по городу и вдоль пляжей.
