Мобильник был включен в режиме вибрации. Внезапно он начал трястись и дребезжать, как одержимый. Я взял его со стола, чтобы шум не мешал окружающим. На дисплее высветились зеленые цифры – номер подруги Ника.
У меня не было никакого желания выслушивать очередную ложь. И я выключил телефон.
Позже, когда я поехал забирать детей из школы, я прослушал сообщение. Ник говорил, что они с З. возвращаются на машине из «Джошуа-Три» и наконец находятся в зоне доступа мобильной связи. Вот что он сказал дословно: «Привет, пап. Мы едем из “Джошуа-Три”, и мы снова в зоне доступа…».
Меня поразила не столько его ложь, сколько ее изощренность. Он бы мог просто сказать: «Я в Лос-Анджелесе». Он бы мог просто сказать «привет». Но он взял придуманный им первоначальный вариант вранья и расцветил его всяческими подробностями, чтобы я ни минуты не сомневался в истинности этой истории. И я бы действительно не сомневался, если бы заранее не знал, что это ложь. Теперь я уже достаточно наслушался о том, какую паутину лжи способны сплести наркозависимые. «Наркоманы лгут обо всем и обычно делают это с потрясающим мастерством, – как-то написал Стивен Кинг. – Это болезнь лжецов». Однажды Ник процитировал одну из прописных истин программы анонимных алкоголиков: «Алкоголик стащит ваш кошелек и соврет об этом. Наркоман стащит ваш кошелек, а потом поможет вам искать его». Где-то в душе я убежден, что он на самом деле верит, что найдет его и отдаст вам.
Я прослушал сообщение несколько раз. Хотел его запомнить.
Неужели он забыл, что звонил матери и крестному и говорил им, что он в Окленде и что ему грозит опасность? После всего, что было, неужели он думал, будто мой близкий друг не позвонит мне, ведь он беспокоился о Нике, думал, что ему опасно оставаться в доме наркомана в Окленде? Неужели он не понимал, что его мать, с которой мы вместе пережили эти адские «американские горки» с его наркозависимостью, не позвонит мне, чтобы обсудить, что нам делать? И не только для этого. Просто поговорить с человеком, который любит Ника так же, как она.
Сообщение на этом не оканчивалось. Он говорил вполне связно, язык не заплетался. Судя по голосу, он был в норме. Сказал, что скучает и любит меня.
4
«Привет, папа. Это я, Ник. Я только что узнал, что ты знаешь всю правду».
Я проверил поступившие сообщения. Ник снова звонил. И снова угадывалась невнятность речи. Он разговаривал с Вики и понял, что я знаю, что он был в Окленде, а не в «Джошуа-Три». И теперь старался замести следы. «Я просто не хотел волновать тебя, – говорил он. – Я не хотел, чтобы меня заставили встречаться с тобой, когда я был в районе Залива. И я не мог себе даже представить, что этот чувак окажется настоящим психом. И З. тоже не знала. Мы еле выбрались оттуда… Сейчас я в безопасности… Как бы то ни было, мне жаль, что я наврал тебе».
Я устроился на диване в гостиной. Что-то в комнате зацепило мой взгляд. Куча газет на полу. Сверху лежала San Francisco Weekly. Я посмотрел повнимательнее. «Бей-Гардиан» и флаер из музыкального магазина «Амеба», любимого магазина Ника. Я будто оцепенел. Я не мог оторвать от них взгляд. До меня стало постепенно доходить. Но нет, не может быть.
Я спросил Карен, не она ли положила эти газеты. Нет, может быть, ты?
Значит, Ник опять вломился в наш дом. Я был абсолютно в этом уверен.
И Карен тоже.
Мы оба не сомневались.
Нет, только не это.
Сердце тяжело забилось. Мы принялись обыскивать дом.
Вдруг Карен остановилась и спросила: может быть, газеты оставил наш друг из Нью-Йорка, который гостил у нас в прошлые выходные? Неужели это его газеты? Я позвонил ему. Действительно, так и было.
Точно, мы стали параноиками и сумасшедшими. Паранойя и сумасшествие развиваются не только у наркозависимых.
Я не перезвонил Нику, у меня просто не было сил говорить с ним. Может быть, позже, когда он протрезвеет. Когда вообще перестанет употреблять наркотики. А не так, как сейчас, когда он говорит: «Я употребляю клонопин, чтобы соскочить с метамфетамина» или «Это только валиум, чтобы успокоиться».
Я любил его и знал, что всегда буду любить. Но я не мог иметь дело с тем, кто мне лжет. Я знал, что трезвый Ник с ясной головой, здравомыслящий и проходящий реабилитацию, не стал бы мне врать. В некотором смысле я даже был благодарен за его вопиющую ложь. Она помогла мне избавиться от остатков сомнений. Обычно для меня всегда было настоящим мучением разобраться в том, где правда, а где ложь, употребляет он наркотики или нет, но теперь я все понял.
На книжных полках над моим письменным столом стоят фотографии. Здесь есть недавняя фотография Карен и еще одна ее фотография, детская. Задумчивая смуглая девочка с короткой стрижкой и в полосатой матросской рубашке где-то на пляже. Она очень похожа на Дэйзи, то есть Дэйзи похожа на нее своим сияющим взглядом, темными глазами и волосами. Есть там и фотографии Дэйзи. На одной из них она стоит в мокасинах и голубых трусиках и внимательно исследует морду терпеливого Мундога. Есть фотография Джаспера в младенческом возрасте на руках у Карен. И фотография Джаспера, наряженного в красную суконную куртку, шелковые фиолетовые штаны в индийском стиле, на голове – вязаная зеленая шляпа с золотыми кисточками и пушистыми помпонами, на ногах – туфли джинна с золотой вышивкой и загнутыми острыми носками. Есть и совместные фотографии Дэйзи и Джаспера в очках для плавания и Дэйзи с Джаспером, позирующим с клюшкой для лакросса. А вот фотографии Ника. На одной ему лет десять, он в джинсах, голубой трикотажной рубашке на молнии и в голубых кроссовках. Руки в карманах, смотрит в камеру и улыбается. Есть и более поздние фотографии. Широкая улыбка, одет в мешковатые спортивные трусы, с голым торсом – таким он был, когда мы встретились на Гавайях. Это мой сын и мой товарищ Ник в период реабилитации, и с ним все хорошо.
Мне стало невыносимо держать эту фотографию перед глазами. И я спрятал ее в стол.
Джаспер увлекся компьютерной программой Garage Band, с помощью которой можно создавать и записывать музыку и делать диджейские миксы. Используя ее, он сочинил тревожную и красивую мелодию.
– Звучит печально, – сказал я, входя в комнату, откуда доносилась музыка.
– Да, – тихо ответил он.
– Тебе грустно?
– Да.
– Почему?
– Мы сегодня в школе бегали дистанцию в одну милю. Я ни о чем кроме Ника не мог думать.
Я сказал Джасперу, что мы можем вместе пойти в такое место, где встречаются другие дети, их братья, сестры или родители, у которых есть проблемы с алкоголем или наркотиками.
– Что там делают?
– Необязательно что-то делать. Ты просто можешь слушать, что говорят другие дети. Иногда это помогает. Если ты захочешь, можешь что-нибудь сказать.
– Вот как.
– Хочешь попробовать?
– Пожалуй, да.
Он крепко обнял меня и долго не размыкал рук.
