Мы рассказали ему о стопке газет у камина, которую оставил наш друг. И Карен, и я были уверены, что эти газеты принес в дом Ник. И мы сразу встревожились. Я не хотел волновать ее. Она не хотела расстраивать меня. Но мы оба подумали, что в доме побывал Ник. Только потом мы начали обсуждать это и выяснили, что он тут ни при чем. Вломится ли он еще раз? Все обошлось, но осадок остался.
Доктор объяснил нам, что такие триггеры, как газеты, могут заставить нас паниковать. Он поинтересовался, нет ли чего-нибудь еще, что провоцирует у нас панику. Тут меня осенило. Ну конечно!
– Мне кажется, это происходит, когда звонит телефон, – сказал я.
– Телефон?
Дети непонимающе посмотрели на нас.
– Когда звонит телефон, это вызывает приступ паники. Я каждый раз боюсь, что мне сообщат об очередных неприятностях или кризисной ситуации с ним. Или что это звонит он, и я не знаю, в каком он состоянии – нормальном или под кайфом. Или что это не Ник, и тогда я расстраиваюсь. Я весь как натянутая струна. Часто во время еды или когда мы гуляем вечером, я не отвечаю, пока не включится автоответчик, потому что я не хочу разбираться с тем, что могу услышать. Мне кажется, все мы испытываем напряженность. Джаспер каждый раз спрашивает, почему я не отвечаю на звонки. Я думаю, это беспокоит его и заставляет нервничать.
Джаспер кивнул.
Доктор заговорил:
– Итак, причиной напряженной атмосферы в доме являются не только такие редкие и случайные факторы, как стопка чужих газет. Телефон наверняка звонит весь день. Вы, должно быть, находитесь практически в постоянном состоянии тревоги и напряжения. Вряд ли это вызывает приятные ощущения.
Он повернулся к детям:
– Я точно описал ваши чувства?
Оба энергично кивнули.
Похоже, они полностью признали правоту психолога, который сумел понять их проблемы. Обращаясь ко мне, доктор сказал:
– Возможно, вам стоит выключать звонок на какое-то время. Вы всегда можете перезвонить позже. Кроме того, поскольку Ник находится в клинике, может быть, вам стоит определить время для телефонных разговоров: раз в неделю или чаще. Установление границ общения может помочь вам обоим. Вы оба освободитесь от постоянного состояния тревоги по поводу того, должен ли он звонить, позвонил ли или не позвонил. Это облегчит жизнь всем вам. Ваша семья будет точно знать время, когда должен состояться разговор с Ником. Потом вы сможете успокоить их, сказать, что все в порядке. Таким образом, предстоящий звонок не будет восприниматься вами как постоянная угроза.
Я ответил:
– Идея хорошая. Но у меня неспокойно на сердце. Меня пугает мысль об отключении связи.
– Вы не отключаете связь, вы делаете ее безопаснее для всех.
Мы закончили встречу, спустились по лестнице и вышли из этого ничем не примечательного здания. Дети, похоже, освободились от напряжения. Щеки их раскраснелись, глаза сияли.
– Ну как вам? – спросила Карен.
– Это было… – начала Дэйзи.
– …потрясающе, – закончил Джаспер.
– Точно, – подтвердила Дэйзи.
Я начал следить за тем, как пользуюсь телефоном. Отключал звонок по вечерам и в выходные. Я решил разговаривать с Ником раз в неделю. Вроде бы мелочи. Но как трудно они давались и как много значили.
Прошло три недели с тех пор, как Ник поступил в реабилитационный центр. По голосу чувствовалось, что он нездоров. Как он объяснил, первые недели лечения были посвящены его стабилизации. Недельного курса детоксикации в предыдущей клинике оказалось недостаточно, чтобы очистить его организм от всех наркотиков. Даже сейчас, после трех недель лечения, он продолжал испытывать острые душевные и физические мучения. Его беспокоили периодические судороги. Один раз его срочно отвезли в местную больницу. Он постоянно ощущал боль, от которой его тело скручивало, он чувствовал себя несчастным, всеми покинутым, не мог спать. Боль не утихала, и это было лишним доказательством того, насколько сильно наркотики отравили его организм.
Ник позвонил в воскресенье. Он говорил холодно и раздраженно, обвинял меня в том, что находится в этом месте. Попросил купить билет на самолет, чтобы вернуться домой.
– Это была ошибка. Это просто катастрофа. Никакого толку.
– Тебе нужно набраться терпения.
– Так ты вышлешь мне билет или нет?
– Нет.
Он бросил трубку.
Назавтра он снова позвонил и сказал, что чувствует себя немного лучше. Он крепко спал ночью – первый раз с тех пор, как уехал из Лос-Анджелеса. Попросил прощения за свое вчерашнее поведение.
– Я все еще не могу поверить, что я сорвался. Я не могу поверить, что я мог сделать то, что сделал.
Сказал, что не может подобрать слов, чтобы выразить, каким виноватым он себя чувствует.
– Я боюсь что-либо говорить, потому что не знаю, что может случиться дальше. Я не хочу обнадеживать тебя, Карен и малышей, а потом снова вас разочаровать.
Он немного рассказал о нынешней программе лечения, в которой используются не такие методы, как в других реабилитационных центрах.
– В моей первой группе консультант спросил меня, почему я здесь: «В чем ваша проблема?» Я ответил: «Я наркозависимый и алкоголик». Он покачал головой. «Нет, – сказал он, – так вы воспринимаете вашу проблему. Но в чем именно состоит ваша проблема? Зачем вы здесь?»
«Отлично», – подумал я, слушая Ника, но я уже не питал особых надежд. Я не знал, насколько далеко он зашел, насколько большой вред причинили ему наркотики. В любом случае я не мог позволить себе надеяться на лучшее.
Прошла еще неделя. И еще. Наступило Рождество. Потом Новый год.
И еще неделя прошла. Еще месяц. Ник находился в безопасности, в реабилитационном центре, но я не мог избавиться от сомнений, от своего скептического настроя.
Четверг. Я должен был забрать Джаспера с внешкольных занятий в оркестре World Beat Band, они там исполняли музыку разных народов в рок-обработке. Я сидел на верхнем ряду в театре и слушал их. Джаспер играл на барабанах конга. Звучала песня «Привет, как дела?» (Oye Como Va). Гитара в руках мальчика из восьмого класса голосила, как у Карлоса Сантаны.
Я отвез Джаспера домой и попрощался с ним, Дэйзи и Карен. Они втроем отправились на день рождения кузена, ему исполнилось одиннадцать лет. Я же бросил в багажник чемодан и поехал в аэропорт Окленда. Зарегистрировался на рейс и быстро поужинал.
Самолет, направляющийся на Юго-Запад, был забит. Приземлившись в Альбукерке, я прошел в зал аэропорта. Я живо представил себе, как около восьми недель назад сюда прилетел Ник. Вот я вижу терминал его глазами: образцы искусства американского Юго-Запада, индийские коврики, указатель «Добро пожаловать в Страну О’Кифф»
[38]. Мысленно я вижу, как он смотрит на вывески магазина подарков, сувениров и предметов декоративно-прикладного искусства «Тандербёрд» и ресторана мексиканской кухни «Асьенда». Я думаю, он рассматривал бы этот тематический терминал в этническом стиле с некоторой брезгливостью, если бы его состояние позволяло испытывать брезгливость к чему бы то ни было.
