Конечно, румыны не оставляли ничего ценного у тех несчастных, которых вели на расстрел. Но они не вынимали золотых зубов. А Чукан со Щипачом занимались именно этим: они осматривали рты трупов, а потом камнем выбивали золотые зубы…
В первый раз им повезло — они разжились не только золотыми зубами, но и армейскими часами, и золотым пенсне, и шерстяным шарфом… Подонки не брезговали ничем, снимая с несчастных убиенных одежду или обувь. Все добытое они потом продавали скупщикам краденого. И за тот первый раз заработали такие деньги, каких никогда еще не держали в руках…
И вот теперь с наступлением ночи они лезли на кладбище во второй раз. Действовать приходилось с огромной осторожностью, они уже поняли, что расстрелы не происходили просто так.
Румыны выставляли охрану по периметру на улице, однако они не охраняли место расстрела со стороны кладбища. Воры это поняли, как и то, что именно со стороны кладбища подобраться им было удобнее всего.
Однако в этот раз они пришли слишком рано и не успели еще перелезть через стену на кладбище, когда услышали звуки выстрелов. Это напугало их до полусмерти. Воры вообще не отличаются особой храбростью, ну а об этих вообще нечего говорить: трусы из трусов. Они даже не стали перелезать на кладбище, а затаились в канаве возле стены, задавив в себе любой звук.
Однако очень скоро выстрелы прекратились. Возможно, добивали раненых. Через какое-то время вдалеке раздалась немецкая речь. Похоже, подумали воры, с кладбища уже уходят. Переглянувшись, они молча полезли через стену и совсем скоро спрыгнули на застывшую от мороза землю среди покосившихся крестов.
— Ушли, — Щипач все время прислушивался, зорко глядя в пустоту. — Подождем еще немного для острастки. Вдруг вернутся, — передернул он плечами.
— Нахрен им возвращаться! — рявкнул Чукан. У него зуб на зуб от холода не попадал, и было слышно, как в темноте он дрожит.
— Пастью не стучи! — зло отозвался Щипач. — Мало ли кто хрень твою способен услышать.
— В прошлый раз мы позже пришли, — буркнул Чукан.
— Ничего, подождем, — сплюнул сквозь зубы Щипач.
— Тебе-то ничего, — отозвался Чукан, — а я замерз как собака. Может, вообще зря пришли, — продолжал он ныть. — Может, голь какую стреляли из тюрьмы?
— Сегодня жидов стреляли, из нескольких домов, — деловито отозвался Щипач, — у меня точные сведения. А жиды — они знаешь, какие богатые? Зубы золотые почти у всех! Нет, чую, сегодня наш день. Чутье у меня есть. Не прогадаем.
Чукан, не переставая дрожать, уселся на какой-то могильный памятник и совсем затосковал. Он и без того был трусливым, а ночная атмосфера кладбища вообще на него подействовала… Тем более мороз, и эти страшные покосившиеся кресты… Щипач тем временем деловито сновал среди могил — он разыскивал обломок камня, подходящий, чтобы выбивать зубы. Он помнил, что в прошлый раз им пришлось потрудиться, вытаскивая трупы из ямы и разбивая челюсти, — с первого раза зубы не хотели обламываться.
В тишине внезапно раздался какой-то странный звук, словно кто-то постучал по камню. Чукан сразу дернулся:
— Тихо ты там! Сам говорил, что ждать надо, а сам стучишь!
— Я не стучал, — перепуганное лицо Щипача появилось внезапно, из ниоткуда.
— Как это… — У Чукана отвисла челюсть, и он даже привстал с памятника, словно собирался бежать. Впрочем, и так было понятно, что убежать ему хочется больше всего на свете.
— Да мало ли кто здесь по ночам шляется, — зло отрезал Щипач. — Вот что — идем. Вдруг еще кто в яму полезет. Может, не одни мы такие умные. Замочу сук, если увижу кого! Наше место!
И он стремительно пошел в темноту вдоль стены, к месту, которое они запомнили в первый раз.
Под ногами хрустели старые ветки, осколки камней, долгое время падавших с кладбищенской стены, поэтому они почти не услышали стука, который повторился снова — в этот раз немного сильней, чем прежде. Все внимание воров направлено было на стену, они боялись проскочить мимо нужного места, особенно в темноте…
Очень скоро стена стала ниже, и вдруг показался просвет — открытая калитка на улице за кладбищем. Именно через эту калитку проводили на расстрел людей.
Калитка была открыта — место казни не охранялось, особенно после того, как казнь была уже завершена.
Вот и ров. В воздухе сразу разлился острый запах гниения — приторный, сладковатый и металлический, солоноватый — запах свежей крови. Было ясно, что ров почти заполнен доверху, и за этот день в нем появилось много свежих трупов.
Щипач достал из кармана огарок свечи, спички. Зажег, вспыхнуло тоненькое пламя, он всунул в руки Чукана горящую свечу, а сам прыгнул в яму. Чукан склонился над краем.
Если бы оба этих вора были людьми, нормальными людьми, они никогда больше не смогли бы заснуть от ужасной картины — окровавленные, оскаленные смертью лица, открытые, неподвижные глаза, смотрящие высоко в небо… А изредка попадались трупы детей, и это было совсем уж страшно — кровь на бархатистой нежной коже, и всегда какое-то непонимание в глазах…
Но этим двум душу давно выжег морфий, а мозга у них и так не было. Оба они превратились в бездушную скотину. И Щипач спокойно рылся в яме, переворачивая трупы расстрелянных.
Наконец он выбросил на поверхность труп молодой черноволосой женщины. Выстрел, очевидно, произведенный в упор, снес ей половину лица. И сквозь страшную рану виднелась золотая коронка на зубе. К тому же на женщине было хорошее пальто с меховым воротником, к удивлению, не запачканное кровью и не поврежденное выстрелом. Уже выпрыгнув из ямы и склонившись над трупом, Щипач вообще издал победный свист — на правой руке женщины виднелось тоненькое золотое колечко. Он тут же попытался его снять. Но кольцо глубоко впилось в палец и не снималось. Недолго думая, Щипач вытащил из кармана перочинный нож, отрезал палец и так стащил кольцо…
В то время, как Щипач резал палец, Чукан ловко снимал с трупа пальто. Оба были так увлечены делом, что не слышали шума приближающихся шагов.
Налетел порыв ветра, и вдруг какая-то сила отбросила Чукана от тела несчастной женщины — причем так, что он даже перевернулся в воздухе. Чукан издал жуткий вопль, ударившись о каменное надгробье головой.
Щипач обернулся. Лицо его исказилось ужасом. Он хотел было бежать, но не успел… Черная тень накрыла его, и в этой тени исчезли все вопли и безумные глаза…
Чукан изо всех сил бежал к калитке в стене, пытаясь выбраться на улицу. Он никогда еще не мчал с такой скоростью, особенно среди препятствий, ударяясь об острые кресты и надгробия могил. От этих ударов все его тело превратилось в сплошную рану, но он совсем не замечал боли в попытках спастись. Легкие его жгло огнем. Он не мог даже кричать — на звуки больше не оставалось воздуха.
Вот и калитка, раскрытая во всю ширь, до нее оставалось всего лишь несколько шагов… Пальцы Чукана вцепились в стену. В этот самый момент неведомая сила вдруг вырвала руку из его тела и подбросила в воздух. Окровавленный кусок плоти с искривленными пальцами, бывший раньше рукой вора Чукана, взметнулся в воздух и перелетел через стену. Затем тело Чукана накрыла темная тень. Раздался страшный звук ломающихся костей.
