– Черт! – выругался он, но даже не пошевелился, чтобы вытереть. Вокруг рушится мир, его жизнь катится куда-то кубарем, а он будет думать о какой-то мебели? Водя пальцем по бледно-сукровичной жиже, он пытался написать на белой поверхности «Люся». Прямо как тогда, в третьем классе, томимый сердечной мукой, он коряво нацарапал на стене подъезда: «Люся, я тебя люблю!» О чем он тогда думал? Чего хотел? Просто выразить словами то, что было внутри. Может, думал, станет легче? Уже не вспомнить, только если и стало, то ненадолго: мама, когда приехала, заметила надпись и узнала почерк – надо же было ей догадаться, ведь и накорябал не ручкой, не мелом, а ножиком. Родители заставили красить стену, хорошо, Серега, сосед, помог.
В комнате стемнело так, что даже коричневые разводы от коньяка с белоснежным диваном погрузились в сумерки. В камине огонь отплясывал танец грусти, все, кроме него и Астахова, были погружены в сон – даже этот большой холодный дом, даже Борька, проплакавший весь день напролет. Поежившись, Андрей снова задумался о первой жене…
Все детство он был влюблен в Люську. Но не сплошь, а периодами. Когда не жил у бабушки, то вроде бы как забывал о ней, а как приезжал – так снова втрескивался по уши. Так было и в шесть лет, и в девять, и в тринадцать. Потом они надолго уехали в Италию, а по возвращении Андрею уже некогда было ездить в Электросталь – сначала поступление в вуз, потом учеба. Но на первом курсе, в каникулы, все-таки выбрался к любимой бабушке – тут-то Люся и встретилась ему вновь. Столкнулись случайно, в булочной. Он вошел в магазин и занял очередь и вдруг посмотрел на впереди стоящую девушку в клетчатом пальто и почувствовал, как дрогнуло сердце. Нет, она не повернулась к нему, ничего не сказала – он не слышал ни голоса ее, не видел ее глаз, это было на подсознательном уровне, словно встретились две души.
– Одну буханку черного, пожалуйста, – тихо обратилась она к продавщице, и земля вдруг пошатнулась. Она взяла хлеб, положила его в сумку и направилась к выходу. «Уйдет, сейчас уйдет, и я ее опять не увижу!» – промелькнуло в голове, и он, еще не сообразив, что скажет, побежал за ней.
– Девушка! – крикнул почти с отчаянием. Люся удивленно посмотрела в его сторону. Золотистый локон выбился из-под шапочки, она сдула его и заправила обратно. – Извините, вы ведь Люся? А я – Андрей Астахов.
– Андрей Астахов? – она наморщила лоб, силясь его вспомнить. – Не помню. Вы из какой школы?
– Да не из какой! В смысле – я в Москве учился, а сюда к бабушке приезжал. Она в одном дворе с вами живет.
– Что-то припоминаю… У вас… У тебя еще велосипед был такой классный.
Он проводил ее до подъезда и узнал, что Люся тоже учится в институте, в Москве, на заочном. Что мраморный дог умер четыре года назад и это было большим горем для всей семьи. А еще – что Люся встречается с кем-то, давно и серьезно.
Еще, наверное, неделю, если не больше, Астахов злобно отмахивался от золотистого локона, преследующего память. И вот ведь незадача – девчонок вокруг не счесть, были у него к тому времени уже подружки, не одна и не две, многим нравился симпатичный парень из обеспеченной семьи – а запал в душу этот проклятый локон…
Прошло лет десять или чуть меньше. Бабушка умерла, нужно было навести порядок в ее квартире, может быть, забрать что-то из вещей – и Андрей решил поехать вместе с матерью в Электросталь. Этакая ностальгия его повела, желание вернуться в город детства, первой влюбленности. Иногда, нечасто, он был склонен к подобным сантиментам – разумеется, только в личной жизни, ни в коем случае не в делах. К тому времени Андрей был уже состоявшимся бизнесменом, владел компанией, пусть она и не была столь раскручена, как сейчас. А вот жениться к двадцати девяти годам еще не успел – не до того как-то было, бизнес все время отнимал. Спасибо отцу и его окружению – наблюдая за ними и слушая их разговоры, Андрей с детства понял, каким надо быть и как действовать, если хочешь добиться успеха. Работать нужно двадцать четыре часа в сутки, это обязательно. Всякие сантименты и сопли тут неуместны, моральные принципы и прочие книжные заморочки типа жалости и сочувствия – тоже. Хочешь достичь своей цели – иди по трупам. Что Андрей и делал, как в переносном смысле, так и в буквальном. Время такое было, криминальное, «лихие девяностые», как сейчас говорят. Позже в большом бизнесе методы несколько изменились, стали более цивилизованными. А суть осталась прежней. Если ты не сожрешь – тут же сожрут тебя, никуда от этого не денешься.
Приехали они с матерью в Электросталь на машине, тогда у него был серебристый «Шевроле». Мама принялась перебирать старые фотографии и плакать, а он вышел прогуляться и от нечего делать завернул в булочную на первом этаже, решил купить газировки и встал в конец небольшой очереди.
– Одну буханку черного, пожалуйста, – вдруг прозвучало у кассы, создав у него полное ощущение дежавю.
Да, это действительно была Люська! Выглядела она неважно, похудела, осунулась, но он все равно сразу узнал ее.
Все как тогда – взяла хлеб, сунула в пакет и, ни на кого не глядя, направилась к выходу.
– Люся! – окликнул он.
Она остановилась, взглянула, ахнула…
Он снова, как и много лет назад, проводил ее до подъезда. Пока дошли, она успела рассказать ему о себе. Институт окончила, но хорошую работу не нашла, пришлось устроиться тут же, в Электростали, на почту. Замуж пока не вышла, живет все там же, с родителями и братом в двухкомнатной квартире, а брат еще и собирается жениться, девочка хоть и неплохая, но у нее ни кола ни двора… Астахов послушал все это и предложил Люсе пойти секретарем к нему на фирму. Она обрадовалась, но и испугалась немного.
– На фирму? А я факсы отправлять не умею.
– Ничего, я тебя научу, – пообещал он. – Дело нехитрое.
Через восемь месяцев они поженились.
Бокал снова опустел, и Астахов подлил еще коньяка. Бутылка, которую он только сегодня откупорил, уже почти пуста, а завтра с утра у него важная встреча… Глаза начинали слипаться, пора было уходить из этой вычурной гостиной, где на него нахлынули сладостные воспоминания, в которых, казалось, он растворялся и снова ощущал вкус далекого счастья.
Первые годы и впрямь были очень счастливыми. Сначала налаживали быт, строили дом, потом решили, что пора и детьми обзаводиться. Родился Ванька, когда он немного подрос – Надюшка. Оба белобрысые и голубоглазые – как Люся. Она хорошей матерью была, чуть не все время с детьми проводила, хотя, конечно, и тогда у них были няни. Не то что Лера…
От воспоминания о нынешней жене стало совсем муторно. Снова закололо сердце, и Астахов решил – все, пора спать, хватит перемалывать ушедшее, только душу травить. Покачиваясь, нетвердой походкой пошел на второй этаж, где, поколебавшись между двумя спальнями, выбрал пустую, с большой холодной кроватью, в которой уже несколько ночей он спал один.
Паршивое настроение и ощущение пустоты внутри никуда не делись и утром. В семь часов проснулся он от назойливого будильника, а не от нежных поцелуев жены. Принял душ и позавтракал приготовленной Дарьей стряпней, хотя предпочел бы обычную, пусть даже пригоревшую яичницу и чашку кофе, сваренную супругой. Лера, разумеется, еще спала. Борька, к счастью, тоже.
