К полудню полковник Уоррек вернулся в «Схонорд». Раненых эвакуировали на тридцати немецких «скорых», на джипах и даже на ручных тележках. Стрельба продолжалась. Затем в «Схонорд» привезли раненых из других мест, уже переполненных. Скалка настаивал на том, чтобы начать с одного только «Схонорда», хотя и в «Тафельберге» было много тяжелораненых. Уоррек, желая скрыть, насколько серьезно ослаблена дивизия, на первой же встрече сказал ему, что у него всего 600 раненых, однако на самом деле их было втрое больше.
Немцы доставляли раненых англичан в казармы Виллема III в Апелдорне – там британские врачи и санитары устроили импровизированный госпиталь. Хендрика ван дер Влист решила, что должна пойти с ними и помочь. Были там и голландцы-эсэсовцы. «Мне было стыдно за земляков перед англичанами, но пришлось с ними ладить»
[1249]. Она ничего не могла сделать, когда те обнаружили у британских раненых запрещенную на оккупированной немцами территории голландскую валюту с портретом королевы Вильгельмины. Эсэсовцы обыскивали всех подряд и забирали деньги. Британцы подняли крик. «Объясни им, сестра. Мы отбираем не деньги, – сказали они. – Это просто мусор»
[1250].
Прибытие поляков существенно укрепило силы англичан, и они сумели захватить ряд позиций, где в живых оставалась лишь горстка защитников. Госпожа Кремер-Кингма на своем опыте убедилась, что поляки, взявшие на себя защиту ее дома, очень отличаются от англичан. Их офицера убили, и поляк, принявший командование, указал на вход. «Когда немцы войдут в этот дом, – заявил он, – будем биться до конца в подвале»
[1251].
«А как же мы?» – в ужасе спросили голландцы.
Поляки задумались и согласились не сражаться в подвале и пустили туда семью. В другом доме, находившемся под защитой поляков, плакали родители: их сынишке шрапнель сорвала почти все мясо с ягодицы. Офицер-кадет Адам Небещаньский отдал ему последний кусочек шоколадки, и отважный паренек сумел даже благодарно улыбнуться
[1252].
Капитан Зволяньский, офицер связи в «Хартенстейне», переплывший Недер-Рейн в обе стороны, теперь страдал от обезвоживания. «Мы уже два дня не пили воды, – писал он. – То немногое, что у нас осталось, только для раненых». Он решил бежать к ближайшему колодцу, как только стихнет артобстрел. Двое британских солдат согласились пойти с ним, но, зная, что за выходом следит снайпер, они прекрасно понимали, что придется бежать всем вместе, а любая остановка позволит ему прицелиться. «Мы то бежим от дерева к дереву, то падаем в канавы и наконец добираемся до кустов у колодца. Два англичанина, укрывшись за небольшой насыпью, подползают ближе к колодцу. Как только они вытаскивают ведро и ставят на землю, один из них осматривается и сразу же получает ранение в руку. Мы все равно наполняем наши фляги и бежим обратно к развалинам штаба, прежде чем начнется артобстрел»
[1253].
Одному человеку жизнь спасло курение. Во время одной из самых интенсивных бомбежек британский лейтенант из узкого окопа рядом с лейтенантом Смачным подбежал к нему попросить сигарету. Когда огонь усилился, лейтенант не смог вернуться и решил покурить вместе со Смачным. Пара мгновений – и минометный снаряд, ударив в нескольких метрах от них, попал в самый центр щелевого окопа лейтенанта и разнес его на куски
[1254].
Вскоре после полудня началась главная атака немцев на восточном фланге у церкви Остербека. Немцы пытались отрезать британцев от реки. Опергруппа Лонсдейла и отряд планеристов угодили в самое пекло. Эсэсовцы, саперы с огнеметами, САУ и несколько «Королевских тигров» угрожали гаубицам Легкого полка. Некоторые артиллеристы вели огонь прямой наводкой ближе чем с полусотни метров. Одну батарею захватили. Последние оставшиеся противотанковые орудия были приведены в боевую готовность. «Мало звуков страшней, чем лязг и грохот танка, что надвигается на тебя», – написал в тот день майор Блэквуд из опергруппы Лонсдейла. Но они удержались. «Есть что-то мрачно-комическое, – добавил он, – в зрелище лихорадочных метаний гунна, напрасно пытающего спастись, когда пули выбивают грязь у него из-под ног»
[1255].
Майор Кейн из Южно-Стаффордширского полка, заметно приободрившийся после нежданной возможности побриться, снова проявил себя необычайным храбрецом. Когда у него закончились снаряды для PIAT, он схватил 2-дюймовый миномет. «Благодаря умелому обращению с оружием и смелому руководству теми немногими бойцами, что все еще были под его командованием, – говорилось в документе о его представлении к награждению Крестом Виктории, – он полностью деморализовал противника, беспорядочно отступавшего после более чем трехчасового боя»
[1256].
Уркварт отдал распоряжение своим офицерам не объявлять об отходе до раннего вечера – на случай, если кто-то попадет в плен. Прошлой ночью в «Денненорде», на западном фланге, бывший генерал-губернатор эсквайр Бонифаций де Йонге думал, что их собираются спасти. Он был убежден, что артиллерийская стрельба союзников с юга поддерживает масштабную переправу через реку. Разочарование было огромным. «Во второй половине дня поступило так много раненых, что мы уже не справлялись. Люди лежали друг на друге. Все переполнено. Готовить было невозможно. Майор сказал, что ночью они вместе со всеми, кто может двигаться, отступают на тот берег, в Дрил. Так что весь этот план – полный провал. Все жертвы, все страдания, все напрасно!»
[1257]
Майор Пауэлл тоже был встревожен, когда узнал в «Хартенстейне», что сегодня ночью они уходят. Он полагал, что прибытие Дорсетского полка означало скорую переправу всей 2-й армии. Он почувствовал тошноту, думая обо всех напрасных усилиях и стольких потерянных жизнях
[1258]. Майор Блэквуд, напротив, не питал никаких иллюзий, когда услышал весть о ночной эвакуации: «Это был горький момент, но продукты и боеприпасы на исходе, все противотанковые орудия подбиты, люди девять дней под огнем орудий и минометов, они уже едва соображают, альтернативы нет»
[1259].
