Немцы заняли все господствующие высоты – от возвышенности Ден-Бринк до мрачного фасада больницы Святой Елизаветы и за его пределами. 1 и 3-й парашютно-десантные батальоны тщетно пытались их выбить. Что еще хуже, когда они пытались пойти в атаку на север от Y-образного перекрестка, их накрыл огонь немецких зенитных батарей с южного берега Недер-Рейна, а впереди маячил «Марк IV» – то ли «самоходка», то ли броневик, он стрелял и отъезжал, как только разворачивали 6-фунтовую противотанковую пушку.
Взводный из 1-го батальона сперва был в восторге от наступления. «Мы идем к высотам, – писал он в дневнике. – Нам приказали захватить холм напротив, дома и суконную фабрику с высокими трубами. Подошли к домам. Сделал удачный выстрел из дома, все еще занятого орущими голландцами. Что такое? Девчушку лет десяти из другого дома ранили в бедро. Мои санитары позаботились о ней, но пришлось сдерживать мать, она просто в бешенстве. Гунны бегут»
[510]. Но затем атака выдохлась, и получившие подкрепление немцы вернулись. «По мне бьют снайпер и пулемет». Взводных просто выкашивали. «Огонь с реки, – писал другой. – Мы отрезаны. Немецкая граната ранила в руку и в глаз. Как раскаленная игла. Я чуть не умер от страха, думал, ослеп»
[511].
Было немало жутких сцен. «Дым и огонь омрачали улицы. Разбитое стекло, искореженные машины и мусор завалили дорогу. Десантник из 1-го батальона упоминал, как перед ними лежало «тлеющее тело лейтенанта». Трассирующая пуля подожгла фосфорную бомбу в одной из его патронных сумок, и он сгорел заживо. Видели, как обезумевший отец толкал ручную тележку с телом ребенка. «В канаве лежал мертвый голландец в синем комбинезоне, и вода [из взорванного водопровода] спокойно так текла по его телу»
[512]. В разгаре этой битвы случались и странные моменты. Голландец вышел из дома и на английском спросил двух британских солдат, не хотят ли те чашку чая. Чуть дальше по дороге тела британских десантников лежали «повсюду, многие за деревьями или столбами», – записал Альберт Хорстман из арнемского подполья
[513]. Затем он увидел «немолодого мужчину в шляпе. Тот подходил к каждому убитому солдату, снимал шляпу и несколько секунд стоял в полном молчании. В этой сцене было что-то поразительно чаплинское», – заметил Хорстман
[514].
В суматошном бою от 1-го и 3-го парашютно-десантных батальонов отстало немало бойцов. Полковой сержант-майор Джон Лорд, внушительного вида усач-гренадер, завербованный Браунингом (и известный среди десантников как «Господь Иисус Христос»), пытался взять под контроль ситуацию у больницы Святой Елизаветы, когда его сразила немецкая пуля. «Как молотком по руке жахнули», – писал он. Его развернуло, и он упал на спину. «Рука отнялась и страшно кровоточила, но, как ни странно, больно не было»
[515]. Лорда доставили в больницу, где его привели в настоящее восхищение профессионализм и неизменно хорошее настроение медсестер. Ни одна из них не ушла, даже когда битва бушевала у больницы, а из-за реки по зданию били крупнокалиберные зенитные пушки.
Одна из немецких монахинь кормила с ложечки девяностолетнего старика, когда снаряд в буквальном смысле отрубил ему голову, пройдя в миллиметрах от монахини. «Она в ужасе застыла, не веря своим глазам, и сидела, уставившись на тарелку, которую все еще держала в руке»
[516]. Из-за сильной стрельбы голландские врачи начали переводить гражданских пациентов в «Дом диаконис», клинику за полем боя. Чтобы их не застрелили, они надевали простыни и белые каски с красным крестом. Сестре ван Дейк казалось, что они похожи на крестоносцев
[517].
Вскоре после полудня все еще оптимистичный Биттрих подсчитал, что силы Фроста на мосту составляли всего «примерно 120 бойцов». Британцы, возможно, понесли много потерь утром, но дивизия «Фрундсберг» не смела их одним махом, как надеялся обергруппенфюрер.
На автомобильном мосту Тони Хибберт, старший офицер штаба бригады, предложил Фросту – в отсутствие Латбери – взять на себя командование бригадой, а его заместителю – управление батальоном. Они надеялись, что это будет очень временная мера. Один из радистов Фроста поймал сеть 30-го корпуса. Сигнал был таким сильным, что они решили: свои где-то недалеко. Фрост с офицерами вообразили, что до прибытия бронетанковой дивизии осталось всего несколько часов.
Глава 13
Арнем: второй вылет
Понедельник, 18 сентября
Штаб дивизии провел ночь у зоны высадки, близ Вольфхезе, не имея понятия о том, что происходит. Генерал Уркварт не появился даже на рассвете; никаких вестей о нем тоже не было, и начштаба, полковник Маккензи, вместе с офицерами решил двинуться к Арнему. Они предположили, что Уркварт провел ночь в штабе 1-й парашютной бригады. Маккензи не особо волновался, но отсутствие радиосвязи и информации все же тревожило.
Маккензи и главный артиллерийский офицер подполковник Роберт Лодер-Симондс отправились на поиски бригадира Хикса. Нашли его сразу, в доме на Утрехтсвег, часов в шесть утра, и убедили взять на себя командование дивизией, пока не появится Уркварт или Латбери. Хикс согласился и с их советом выдвинуть к мосту еще один батальон – в подкрепление 2-му батальону Фроста. Предложили отправить также 2-й батальон Южно-Стаффордширского полка, хотя в нем не насчитывалось и двух рот. Остальные могли последовать за ними, как только приземлится планер. Дополнительным подкреплением при прорыве к мосту мог стать 11-й батальон из 4-й парашютно-десантной бригады Хакетта, которому предстояло десантироваться в 10.00. 11-й батальон выбрали потому, что его сбрасывали ближе всего к Арнему. Хорошо зная «взрывоопасный» характер бригадира Хакетта
[518], Маккензи понимал, что тому это не понравится, как и новость о том, что Хикс, младше его по званию, принял командование дивизией.
Да и сам Хикс не особо радовался временному продвижению по службе. Момент был не самым подходящим: офицер, призванный заменить его во главе 1-й воздушно-десантной бригады, «развалился на куски – просто потерял самообладание»
[519]. Пришлось вызывать еще одного полковника из штаба дивизии. Хикс выяснил, что ситуация в штабе дивизии «несколько запутана»
[520] из-за пропавших командиров, плохой связи и отсутствия ясности. Уверены были в одном: Германия ответила «быстро и жестко». «То был один из худших часов в моей жизни», – позже признался Хикс.
