Битва за Неймеген и р. Ваал. 21 сентября 1944 г.
Это чувство разделяла большая часть населения. Люди проявили невероятное понимание, когда им пришлось оставить дома и имущество в огне. Они были просто благодарны за то, что они и их семьи по крайней мере уцелели после того, как бежали сквозь ливень искр, летевших от горящих зданий. Конечно, многие не выдержали напряжения и ужаса. После пожаров, устроенных немецкими солдатами и подростками из Имперской службы труда прошлым вечером, почти все семьи подготовили «дорожные сумки» с предметами первой необходимости и ценностями, готовясь к быстрому отъезду.
В одном из дневников описывалось, как горела вся улица; пожар устроили немцы, и местным обитателям пришлось бежать садами, через заборы. «Некоторые немцы бросают им в спины ручные гранаты, но один немецкий солдат помогал поднимать детей и чемоданы через заборы»
[745]. Одна группа немцев даже извинилась перед жителями дома, который они собирались поджечь. «Очень жаль, но нам тут свет нужен». В другом из домов пьяный немецкий солдат бренчал на пианино. К югу от укрепленной позиции в Валькхофе эсэсовцы устроили бурную вечеринку и швырялись пивными бутылками. Двое из них танцевали с деревянными манекенами из разбитых витрин магазинов. Бегущие жители обходили их далеко стороной, боясь, что те обезумели и способны на все.
Одна женщина рассказывала, как немецкие юноши из RAD – Имперской службы труда – и СС, некоторые очень пьяные, орали и вопили на улицах. «Они стреляли налево и направо, заливали дома бензином… Они сожгли весь наш город»
[746]. Другой писал: «Мы слышали, эти ублюдки загнали в огонь пару стариков! Их звали Фредерикс, годом раньше, в 1943-м, в дни забастовок их сына казнили. За распространение листовок»
[747].
Той ночью на улицах пылавшего города шли бои. Лейтенант из батальона Вандерворта описал это сражение как «жестокую рукопашную схватку на одних только окопных ножах»
[748]. И добавил: «Непрерывная охота на снайперов сделала нас психопатами». Директор концерт-холла описал схватку на площади короля Карла, где немцы разожгли очень много пожаров: «Грохот орудий, минометов и пулеметов был ужасен»
[749]. В районе площади короля Карла горели почти все здания, в том числе университета, суда, а также дома рядом с церковью Святого Иосифа. От дыма было нечем дышать. «Вечером, в сумерках, воздух становился красным от бесчисленных пожаров»
[750]. Подобных описаний пожаров в Неймегене множество. «Центр города кажется адом. Красные отсветы на черном небе. Треск пожаров слышен издалека»
[751]. Все больше отчаявшихся людей бежали из города. Уже после войны командующий дивизией «Фрундсберг» бригадефюрер СС Хармель отказался признать, что город намеренно поджигали по его приказу, и утверждал, что пожары были просто неудачным следствием битвы. «После ожесточенных уличных боев увидели, как горит вся северная часть Неймегена»
[752]. В 21.30 обергруппенфюрер Биттрих, командир Хармеля, сообщил в штаб Моделя: «Командующий генерал 2-го танкового корпуса СС подчеркивает, что гарнизон Неймегена очень слаб»
[753]. Маскировать свою относительную слабость крайней жестокостью было обычной практикой войск СС.
Командующие союзными войсками в Неймегене вскоре поняли, что их фронтальная атака на мосты оказалась неудачной. Нужны были другие методы, требовалось зачищать город, сектор за сектором. Теперь предложение Гэвина переправиться с боями через Ваал оказалось единственно возможным решением.
Гэвин внезапно появился на командном пункте 504-го парашютно-десантного полка. По словам капитана Луиса Хауптфляйша, полкового адъютанта полковника Рубена Такера, Гэвин принес извинения за свой план форсирования реки средь бела дня. Хауптфляйш предположил, что приказ исходил от генерала Браунинга, хотя идея принадлежала только Гэвину. Такер воспринял все стоически. «Хорошо, сделаем все, что от нас зависит»
[754], – ответил он и приказал Хауптфляйшу вызвать трех комбатов для инструктажа, который состоится, как только он вернется из штаба Гэвина в лесу близ Берг-ен-Дала.
Там были и Браунинг, и полковник Джордж Чаттертон из планерного полка, и старшие офицеры из 30-го корпуса. Чаттертон описал бригадного генерала-гвардейца (вероятно, Гуоткина) в вельветовых штанах и замшевых дезертах, сидевшего на трости-сиденье. Рубен Такер был в каске, слева под мышкой у него висел здоровенный пистолет, а на поясе – окопный нож. Такер жевал сигару, «время от времени он вынимал ее и довольно долго плевался. Каждый раз, как он это делал, лица офицеров гвардии слегка вытягивались от удивления»
[755].
План был таким: сразу после зачистки города 3-й батальон Такера под прикрытием дымовой завесы и при поддержке огня «Шерманов» 2-го (бронетанкового) батальона Ирландской гвардии переправится через Ваал западнее автомобильного и железнодорожного мостов. Затем они повернут направо вдоль берега реки, и, как только достигнут северной оконечности автомобильного моста, танки гренадеров нанесут удар. Звучало довольно просто.
3-м батальоном 504-го парашютно-десантного полка командовал майор Джулиан Кук. Той же ночью он собрал своих офицеров, чтобы сообщить о положении дел в 1-й воздушно-десантной дивизии и плане форсировать Ваал, чтобы захватить Неймегенский мост. Офицеры были потрясены, узнав, что в Арнеме все плохо. Во время инструктажа раздался выстрел. Рядовой Гитман, чистивший пистолет капитана Томаса Моффат Барриса, случайно выстрелил, забыв, что в патроннике был патрон. Пуля ранила ему руку, пройдя навылет. Как только товарищи узнали о предстоящей миссии, они дразнили Гитмана: мол, сам в себя стрельнул, лишь бы не идти. Гитман, разъяренный даже подозрением на то, что ранил себя намеренно, был полон решимости идти с ними хоть и с перевязанной рукой
[756].
