Во дворе раненые британские десантники увидели поваленную на бок 6-фунтовую противотанковую пушку, ее резиновые покрышки все еще горели. Экипаж лежал рядом, все мертвые. Несколько охранников, армейских, не из СС, разрешили пленным немного поесть и что-нибудь выпить, прежде чем двинуться дальше. Десантники были потрясены и втайне обрадовались, увидев, сколько мертвых немцев валялось вокруг. Но некоторых эсэсовцев из пехотно-планерных подразделений эта картина только ожесточила.
Нескольких десантников и саперов дотошно обыскали на предмет спрятанного оружия и поставили к стене. Эсэсовцы сошлись полукругом перед ними, по центру – молоденький солдат с огнеметом. Прозвучал приказ готовиться к стрельбе. «Молитесь, парни»
[881], – сказал один десантник, а другой начал повторять: «Господь – пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться». Внезапно прибежал офицер СС, он закричал: «Das ist verboten! Nein! Nein! Nein!»
[882] Эсэсовцы опустили оружие с явной неохотой.
Немцы опознали одного подпольщика, воевавшего вместе с десантниками, по бинтам на обеих руках, скрывавшим страшные ожоги. Он пытался подобрать зажигательную бомбу и отбросить ее. «Его поставили на колени, и немецкий офицер выстрелил ему в затылок»
[883].
Когда перемирие подошло к концу, майор Дигби Тэтхэм-Уортер принял командование горсткой выживших, покинувших здание, пока эвакуировали раненых. Они заняли новые позиции в саду за штабом бригады и развалинами нескольких домов, но теперь их периметр обороны был крошечным, а почти все здания горели. Другие пытались ночью бежать через немецкий кордон, надеясь пробиться к 1-й воздушно-десантной дивизии в Остербек. Удалось очень немногим.
Большинство раненых доставили на захваченных джипах в церковь, где их лечил врач-британец. Тех, кто пострадал сильнее, везли прямо в больницу Святой Елизаветы. Хирург, доктор Питер де Грааф, приказавший убрать раненых от окон из-за всей этой стрельбы вокруг, был поражен тем, как мало кричат в британской армии. Когда группа эсэсовцев вошла в палату, чтобы забрать симулянтов среди пациентов-немцев, врач-эсэсовец начал орать, отдавая приказы во все стороны. «На самом деле это никого не трогало, – отметил де Грааф. – Он кричал, потому что больше ничего не мог. Британские и голландские врачи просто занимались своим делом, не обращая на него внимания»
[884]. За последние два дня из гражданских умер только один. Больной старик высунул голову из окна наверху – посмотреть, что происходит, – и его застрелил снайпер. Его похоронили на территории больницы вместе с телами британских солдат.
Бои у больницы закончились, но немцы все еще нервничали. По дороге, ведущей в больницу Святой Елизаветы, прогрохотал танк с ужасно лязгающими гусеницами. Башня развернулась вправо, направив орудие на главный вход. Люк открылся, появился немецкий офицер в черной форме. Он кричал, что хочет увидеть главного врача, утверждал, что в него стреляли из здания больницы, и если тот не появится немедленно, он откроет огонь. Вышел немецкий хирург. Прежде бывший в плену у англичан, он формально взял на себя контроль, когда немцы вновь захватили больницу, но продолжал работать с голландскими и британскими врачами, как и раньше. Он сказал танкисту, что с ним обращались очень хорошо и он уверен, что из больницы никто не стрелял. Командир танка успокоился и продолжил путь к Остербеку, где предстояло следующее сражение
[885].
Накануне днем в Остербеке стали появляться бойцы, отставшие от других батальонов, пытавшиеся добраться до моста. Выглядели они жалко. Тяжелые потери среди офицеров и сержантов за последние два дня привели к тому, что большинство солдат остались без командиров. Катастрофа, которую они пережили, пытаясь пробиться в Арнем, грозила подорвать порядок и военную дисциплину. Сержант-майор одной из рот 11-го батальона рассказал, что во время отступления штаб-сержант, прежде уличенный им в преступлении, выхватил револьвер, чтобы напугать его, и сказал: «Теперь мы все равны. Никто ни о чем не узнает». Сержант-майору довелось невзначай услышать, как рядовой из Лондона говорил товарищу-земляку, видимо разделявшему его увлечения: «Я буду рад вернуться к моим голубям»
[886].
Командир Легкого артиллерийского полка подполковник Томпсон – «Шериф» – был встревожен, узнав, что его охранные гаубицы чуть ниже церкви Остербека никто не прикрывал. «Некоторые части 11-го парашютно-десантного батальона были очень слабыми»
[887], – отметил он. Томпсон начал формировать из остатков четырех батальонов полосу обороны, обращенную на восток, чтобы защитить орудия. Потеряв по крайней мере три четверти личного состава, 1-й, 3-й и 11-й парашютно-десантные батальоны, а также Южно-Стаффордширский полк все вместе насчитывали менее 450 бойцов. Они образовали опергруппу Томпсона. Южно-Стаффордширский полк грозного майора Роберта Кейна обосновался возле церкви Остербека, в прачечной. Старому дому приходского священника тер Хорста, где уже оказали помощь Легкому артполку, предстояло стать импровизированной больницей для юго-восточного сектора периметра обороны.
Рядовой Уильям О’Брайен из 11-го парашютно-десантного батальона прихрамывая вошел в церковь и лег на одну из скамей, чтобы поспать. Церковь была сильно разрушена, и он мог видеть небо над головой сквозь поврежденную снарядами крышу. «Я начал думать о собственной шкуре, – признался О’Брайен. – Мне казалось, что они втянули нас во что-то такое, во что не должны были втягивать». Но, по его словам, некая неизвестная голландка (вероятно, Кейт тер Хорст) пришла подбодрить раненых и сказала: «Мужайтесь. Господь вас не оставит»
[888]. Некоторые были не столь уверены, но их поражала ее храбрость во время бомбардировок, и симулянты, которые время от времени появлялись, со стыдом возвращались на пост.
4-й парашютной бригаде Хакетта все еще не удалось оказаться хоть в какой-то безопасности после кровопролитного боя накануне с передней линией обороны дивизии «Гогенштауфен» вдоль Дрейенсвег. От 10-го и 156-го парашютно-десантных батальонов уцелело меньше половины. Вместе со штабом бригады они подготовили оборонительные позиции к югу от железной дороги. Хакетт хотел было двинуться на восток к Остербеку в темное время, еще до полуночи, но генерал Уркварт приказал ему оставаться на месте и выдвигаться на рассвете.
Хакетт беспокоился не напрасно. Уркварт, очевидно, не знал, что пограничный полк отвел свою роту от ключевых южных развязок, на которые рассчитывал Хакетт. Ночью немцы продвинулись вперед и закрепились в этом районе как на дороге в Вольфхезе, так и в районе, где Бределан доходит до Утрехтсвег. Поэтому, когда на следующее утро 156-й батальон выдвинулся, ему пришлось выдержать страшный бой против пехоты и штурмовых орудий. Из 270 бойцов сражаться могли только 120.
