Несмотря на прозвище «король-буржуа», Луи-Филипп весьма ревностно относился к своим монаршим прерогативам. «Король-буржуа», он играл в монарха французского дома. Русский дипломат, поверенный в делах России во Франции в годы Июльской монархии Николай Дмитриевич Киселев отмечал такую деталь: если сыновья Луи-Филиппа, обращаясь к королеве, называли ее «матерью», то никто из них не обращался к королю иначе, как «Ваше Величество». Эта демонстрация почтительности со стороны принцев распространялась и на остальное окружение короля
[159].
Луи-Филипп страстно желал, чтобы его приняли, несмотря на революционное происхождение режима Июльской монархии, в королевские фамилии Европы. Как отмечал секретарь австрийского посольства в Париже граф Р. Аппоньи, Луи-Филипп стремился к тому, чтобы «отношения дипломатического корпуса с его двором были такими же, как при Людовике XVIII или Карле Х»
[160]. В этом контексте весьма показателен эпизод путешествия Луи-Филиппа в Англию в октябре 1844 г. Сопровождавшие его французские политики были поражены переменой, произошедшей с ним, едва он ступил на английскую землю: Луи-Филипп стал королем с головы до ног и вел себя как настоящий суверен
[161].
* * *
Что еще сближало Николая и Луи-Филиппа, так это приверженность семейным ценностям. В семейном кругу Николай I, как и во всем остальном, предпочитал не полагаться на случай, а выстраивал эту важнейшую сферу жизни по довольно четкому плану, согласно которому семья монарха должна быть символом нравственной чистоты не только для членов самой этой семьи, но и для всех подданных. Монарх представал прежде всего рыцарем, защитником Прекрасной Дамы, а императрица, в свою очередь, воплощала материнскую любовь и супружескую нежность. Образцовый государь, Николай хотел служить примером для мужей и отцов семейств.
Императрица Александра Федоровна действительно была женщиной, достойной восхищения и поклонения. Ее красота, грациозность, ум, образованность не раз отмечались, а то и воспевались современниками. Она живо интересовалась новинками литературы, театром, музыкой, живописью. Женщиной она была доброй, даже сердобольной. Николай не только строго соблюдал внешний этикет во взаимоотношениях с супругой, но и окружил Александру Федоровну неизменной заботой и не скупился на подарки для нее. Когда она попросила Николая построить ей коттедж в понравившемся уголке Петергофа, то в кратчайшие сроки там возник целый городок из коттеджей, шале, палаццо и теремов, названный в ее честь Александрией.
В то же время Николай стремился и покровительствовать супруге, и властвовать над ней. Обеспокоенный ее хрупким здоровьем, дрожал, когда она заболевала, но, не колеблясь, увлекал в круговорот приемов и путешествий, лишь только она выздоравливала.
Во время долгой зимы весь Петербург пребывал в возбуждении. Балы сменялись ужинами и приемами. Всегда неразлучные, Николай и Александра выезжали почти каждый вечер. Публика видела их на спектаклях итальянской оперы, французского театра или на спектаклях, которые дают русские труппы. Когда Николай в сопровождении жены появлялся в царской ложе, все присутствующие в едином порыве вставали
[162].
Вместе они следили за воспитанием своих детей. Образование старшего сына, великого князя Александра было возложено на знаменитого поэта В.А. Жуковского. В братьях и сестрах наследника престола воспитывали уважение к Богу, родителям, родине и традициям
[163].
Сферой деятельности Александры Федоровны являлась культурная жизнь двора и ближайшего окружения царской семьи. По вечерам она собирала кружок близких лиц, где читали вслух литературные новинки, любила театр и раз или два в неделю бывала в нем с императором и старшими детьми, устраивала музыкальные вечера и сама играла на фортепьяно.
Она родила десять детей, из которых выжили семеро: Александр, Константин, Михаил, Николай и дочери – Мария, Ольга и Александра. От частых родов и капризного петербургского климата здоровье императрицы серьезно пошатнулось уже в 1838 г., а с 1841 г. она стала жаловаться на сердце и надолго уезжала на лечение за границу. Несмотря на годы, проведенные в России, она так и осталась маленькой прусской принцессой, привязанной к воспоминаниям о своей родине.
После рождения в 1832 г. Михаила врачи предупредили Александру Федоровну, что следующие роды могут ее убить и что она больше не должна выполнять супружеские обязанности. Это позволило Николаю называть себя «соломенным вдовцом»; по слухам, он получил от жены разрешение заводить связи на стороне. Однако эти связи никогда не выставлялись напоказ, все делалось скромно и по возможности тихо. В своих романах Николай не был подвержен сословным предрассудкам и проявлял истинный демократизм. Среди его пассий были и светские красавицы, и дочери министров, и фрейлины, и смолянки, и актрисы, а порой простые обывательницы. Отдельная история – Варвара Аркадьевна Нелидова, фрейлина императрицы. Варенька Нелидова происходила из благородного семейства, из которого вышла другая царская любимица Екатерина Нелидова, фаворитка отца Николая императора Павла I.
* * *
Если семья императора Николая являлась своего рода образцовой для абсолютной монархии, то семья Луи-Филиппа олицетворяла буржуазные ценности Июльской монархии. Приверженность короля семейным ценностям являлась одним из аспектов его «буржуазности»; более того, Луи-Филиппа обвиняли, что интересы семьи у него всегда были на первом месте.
Глубокая нежность короля к своей большой семье была общеизвестным фактом. Луи-Филипп, необычайно трепетно относившийся к своим монаршим прерогативам, для своих детей хотел быть прежде всего отцом, а не королем. «Он слишком отец, он хочет составить конкуренцию Небесному Отцу», – писала его дочь Клементина
[164].
Его домашний круг, по словам Гюго, был восхитителен: «там добродетели сочетались с дарованиями»
[165]. Одна из дочерей Луи-Филиппа Мария Орлеанская прославила свой род среди художников; старший сын, наследник престола герцог Фердинанд Орлеанский, широко известный своими либеральными взглядами, был весьма популярен в армии и в целом в стране. Другой сын короля, Анри, герцог Омальский, стал в 1847 г. генерал-губернатором Алжира; сын Франсуа, герцог Жуанвильский, принимал активное участие в военных операциях на море, у берегов Марокко и Италии.
Король трепетно заботился о здоровье детей, тяжело переживал их болезни. Трагическая смерть старшего сына герцога Фердинанда Орлеанского, произошедшая 13 июля 1842 г., настолько его потрясла, что в момент получения страшного известия из его груди вырвался ужасный крик, «нечеловеческий», по словам одного из свидетелей
[166]. Король очень тяжело переживал отъезд дочери Марии-Луизы в Бельгию, когда она была выдана замуж за короля Леопольда. В день свадьбы, во время обеда, он и вся королевская семья были просто убиты горем. Когда настал час расставания с дочерью, Луи-Филипп, обнимая ее, разрыдался. По словам Кювийе-Флери, король упрекал себя за то, что принес свою дочь в жертву политике: ведь это был династический брак, очень нужный королю, отказавшемуся от кандидатуры своего сына, герцога Немурского, на вакантный бельгийский престол. Когда трон был предложен Леопольду, европейские державы, решавшие судьбу Бельгии на конференции в Лондоне, дабы пощадить самолюбие Франции, предложили ей в качестве компенсации такую брачную комбинацию. По словам Ж. Берто, каждое письмо от дочери лишь увеличивало его печаль и вызывало слезы
[167].
