Еще одна сфера, которой живо интересовался Барант как ученый, член французской Академии, – это система образования в России, на всех уровнях, от начального до университетского. По его собственным словам, именно по этому вопросу он собрал наиболее подробную информацию, посещая учебные заведения и общаясь со знающими людьми. Посла поразило прежде всего то, что «общественное просвещение, как и почти все в России, является совершенно новым явлением», в то время как для Запада, «стран латинских или германских, страсть к обучению возникла параллельно с развитием цивилизации», а «общественное просвещение всегда являлось не даром властей или плодом их стараний, а естественным результатом развития общества, который власть была обязана принять и регулировать». Почему же Россия пошла по иному пути? – задается вопросом посол. Истоки этого явления он усматривает в выборе Россией восточного, византийского варианта христианства, а не западного, римско-католического: «Христианская религия, пришедшая в Россию из Византии, имеет нечто от статичного характера восточных религий, она не содержит в себе идею прогресса». Поэтому, полагает посол, ни «римское право, ни законодательство империй Востока не применялись в России. Здесь никогда не существовало юридических корпораций, корпуса магистратуры, исключая Новгород и Псков. Ни один город, ни одна территория никогда не имели политических прав. Ассамблеи, законодательный корпус, прямое влияние общества на свою администрацию – ничего этого Россия не знала. То, что в Европе называют свободными, или либеральными профессиями, в России никогда не существовало. Русские не участвовали в этой непрерывной традиции римской цивилизации. Никакой Карл Великий в их стародавние времена не принес на смену варварству наследие Рима и античной Греции»
[568].
Правда, замечает Барант, у России был свой Карл Великий – Петр I, который, исходя из практических потребностей, создал, с одной стороны, образовательные учреждения, готовящие преподавателей, с другой – школы для подготовки узкопрофильных специалистов. На этом, по мнению Баранта, покоилась и современная система образования в России, и именно в этом он усматривал ее главный недостаток. «Классические дисциплины, эта универсальная основа знаний и культуры всех тех, кто не зарабатывает на жизнь физическим трудом, этот базис и отправная точка всех специальных наук, совершенно не развиваются в России»
[569], – писал он. Между тем император был сторонником именно такого подхода к проблеме народного просвещения. «Надо, – как-то заявил Николай I послу, – каждого обучать тому, что он должен уметь делать в соответствии с местом, уготованным ему Богом»
[570]. Все это весьма печалило Баранта: «Там, где нет общественного просвещения, там нет общественности, там нет власти общественного мнения…, заинтересованного в развитии наук и литературы, там совершенно отсутствует универсальная интеллектуальная атмосфера, столь необходимая кабинетному ученому, эрудиту, погруженному в свои книги. Ничто не встречается в России так редко, как люди, совершенствующие свой разум учебой и размышлениями, движимые стремлением к саморазвитию и научным интересом… Большинство стремится изучить свое ремесло и ничего более»
[571], – отмечал посол.
По мнению Баранта, российская система образования носила закрытый характер и была оторвана от европейских достижений, что он считал большой ошибкой. Он писал: «Из года в год пытаются придать образованию как можно более русский характер, тем самым рискуя… превратить его в сугубо специальное и практическое, оторванное от научного прогресса Европы. Это изъян русской цивилизации, она может остановиться»
[572]. Крайне низким Барант считал уровень обучения в гимназиях, которые он приравнивал к французским коллежам. Как рассказывал послу преподаватель французского языка одной петербургской гимназии, знания гимназистов были сопоставимы со знаниями ученика шестого класса парижского коллежа
[573].
Особенно поражала французского дипломата строгая дисциплина и, по существу, военные порядки, царившие в российских образовательных учреждениях. Барант писал: «Самая главная черта русских учебных заведений – это их совершенно военный характер, это дисциплина и контроль над каждым шагом ученика, это подчинение строгому распорядку в течение всего дня, это абсолютная тишина, это безукоризненность и пунктуальность поведения». «Ученики, изучающие французский или немецкий язык, были похожи на военных: хором и громким голосом они отвечали на заданный им вопрос»
[574]. Барант подчеркивал: «…всякое образовательное учреждение в России не может не иметь военного характера, поскольку для императора Николая это является истинной религией»
[575].
Большое впечатление произвело на посла посещение московского Кадетского училища. «Образование кадетов, в глазах императора – это одна из самых важных забот его правительства. Он стремится увеличить число таких школ»
[576]. Именно в этих школах, отмечает Барант, должны – по мнению Николая – воспитываться «русские подданные такими, какими их видит император»
[577]. «Несчастные ребятишки четырех-пяти лет блюдут военную дисциплину так четко и неукоснительно, как если бы им завтра предстояло вступить в полк. […] В обучении царит полное единообразие, отчего все ученики всегда остаются равны и не ведают, что такое та иерархия талантов, способностей к более быстрому или более медленному развитию, усердия или лени, которая у нас помогает отделить – быть может, даже чересчур резко, – одного ученика от другого»
[578].
Кроме того, Баранта поразила «невообразимая чистота» учебных заведений, «вощеный и сверкающий паркет», чего он не припоминал на своей родине
[579]. Это, по словам посла, объясняется тем, что русский народ является «самым нечистоплотным и неаккуратным», и поэтому привычку к порядку и чистоте русским надо прививать с детства. «Малейшее послабление тут же превратит эту чистоту в отвратительную грязь», – писал он
[580]. При этом Барант утверждал, что ученики отнюдь не выглядели несчастными, а их покорность он не объяснял исключительно страхом наказания.
Большое внимание посол уделил развитию начального образования в России. Несмотря на то что, на его взгляд, «правительство не особенно занималось распространением начального образования среди народа», довольно большое число представителей низших слоев общества в Петербурге и Москве были грамотными. «Я то и дело видел кучеров фиакров или мужиков в лохмотьях, держащих в руках книгу. Однажды одна моя знакомая дама, прогуливаясь, повстречала внимательно читающего молодого человека; час спустя она возвращалась тем же маршрутом, и увидела, что он по-прежнему погружен в чтение».
