VIII. Мировоззрение и наука
Политика большевистского режима в отношении научных учреждений, школ и прочих составляющих духовной жизни характеризуется, безусловно, исключительной неясностью и беспорядочным прожектерством. Из-за жалких экономических условий и вмешательства отдельных личностей картина становится ещё менее ясной. Однако найти основной мотив ряда бесцеремонных вмешательств и личных гонений в упомянутых сферах, в чисто большевистском духе, не так сложно. То, что можно назвать программой русских коммунистов в отношении науки, подводит нас прямо к мировоззрению их духовных вождей, показывает нам его догмы и отправную точку.
Особого внимания в некотором смысле заслуживают три особенности образовательных программ. Всюду можно встретить в более или менее оформленном виде три следующих требования:
Всё преподавание истории должно основываться на «историческом материализме».
В преподавании естественной истории единственной ведущей линией должна быть теория эволюции.
От всей «идеалистической философии» необходимо избавиться. Философия, теперь официально переименованная в мировоззрение, должна опираться на чистый материализм. Вместе с идеализмом, соответственно, предано анафеме и всё, что имеет отношение к метафизике, мистике, религии – религии в том смысле, который этому понятию придают коммунисты. Бревна в своём собственном глазу они, разумеется, не видят.
Всё это содержит явную отсылку к тому духовному течению, которое победоносно ворвалось в интеллектуальные круги Севера, сформировавшись до этого в крупных культурных странах Европы, особенно в третьей четверти XIX века. Приведу его главные черты по Котляревскому, замечательному русскому литературоведу, – однако мы, пожилые, можем с лёгкостью проследить развитие этого движения исходя из наших собственных впечатлений.
С конца 40-х годов по 80-е годы минувшего столетия наука отмечала большие достижения в области точных, особенно естественных, наук. В искусстве и литературе это время стало периодом расцвета реализма и натурализма, то есть того же рода «точных» жизненных наблюдений, но облачённых в художественную форму. Расцвет точных наук оказал мощное влияние на взгляды, пришедшие на смену предшествующей романтической эпохе. Все основополагающие жизненные вопросы, прежде всего религия и мораль, получили новое толкование.
Под впечатлением великих научных открытий поначалу казалось, что вопросы религии и морали наконец-то можно полностью разрешить благодаря науке. К религии как к реально существующей связи между «небом» и «землёй» относились крайне враждебно, все старые формы религиозного мышления и религиозного чувства отвергались или, по крайней мере, игнорировались. Последнее заменяли почтением к природе, существующей по неизменным законам – естественным законам, которые человек обнаруживает и точно определяет. Вопрос о том, почему и для чего существует этот созданный мир, оставили открытым. Его посчитали либо бесполезным, либо чем-то выходящим за рамки нашей компетенции, а потому неразрешимым, что ни думай и как ни фантазируй. Но затем следовал вопрос «как» и «в силу каких законов» существует видимый мир – на этот вопрос научное, особенно естественно-научное мировоззрение как раз могло дать исчерпывающий ответ. Такие законы, управляющие нашей земной жизнью, порой математически точные и полностью контролируемые, в ту эпоху беспрестанно открывали, один за другим, во всех точных сферах. Человек вполне мог преисполниться гордой веры в самого себя.
Вопрос о связи человека с Богом все эти открытия законов природы, однако, не могли вычеркнуть из мира. Они лишь подрывали веру и некоторые традиционные формы понимания и преклонения перед понятием «Бог». Эти открытия не затрагивали тайны существования Бога, оставив погружение в эту загадку на долю грядущих поколений. Но, без сомнения, увлечение точными исследованиями, особенно естествознанием, надолго отвлекло внимание многих людей от религиозных вопросов, а ощущение связи человека с Богом, и так уже значительно ослабленное ранее, за период с середины века и вплоть до его конца мало-помалу сильно отошло в тень.
Тем чётче проявилось чувство автономности человека как части большого космоса, где человек, насколько нам известно, единственное существо, в полной мере одарённое сознанием и мыслительной способностью.
И с тем большим пылом люди приступили к переоценке вопросов морали, основываясь на всё том же точном знании.
И хотя основание ещё было слабым, это не мешало делать общие выводы. Люди в те времена понимали мораль в том первоначальном значении, что и предшествующие им поколения, а именно: как всё более масштабный и набирающий силу «альтруизм». Однако она была введена в систему точных наук и основанных на ней научных обобщений – в так называемую позитивную философию, пришедшую на смену прежним, чисто спекулятивным философским системам.
В понимании морали, свойственном новому мировоззрению, исчезли всяческие отсылки к абстрактным жизненным принципам, к религиозному чувству и мышлению старого типа. Всё основывается на законах природы, определяющих и развитие души человека: инстинкты облагораживаются при непрестанном развитии человеческой души и социализации. Эгоизм и альтруизм не вступают в противоречие друг с другом, любовь к ближнему – это более высокая форма любви к самому себе. Всё туманное, мистическое, абстрактно-философское и поэтичное в заповеди любви сменилось жёсткой логикой выгоды и мыслью о той совершенно понятной эволюции естественных, согласно законам природы растущих чувств человеческой души, которая состоит в тесном родстве с душой животных.
Наличие тесного родства между людьми и животными доказывало теорию Дарвина о происхождении человека, о естественном отборе и о борьбе за существование как основе жизненного развития – теорию поистине сенсационную в те времена. То колоссальное развитие, которое, согласно учению Дарвина, выражалось в физическом совершенствовании человеческого организма, приписали, найдя достаточно оснований, и человеческой душе. Даже душа самого грубого животного могла со временем беспрепятственно преобразоваться в совершеннейший с духовной точки зрения организм. Наисуровейшая эгоистичная борьба за существование может таить альтруистическое сотрудничество, полное любви и самопожертвования.
Это «трезвое» мировоззрение, таким образом, отодвинуло пока в сторону Бога и волю Божью; всё то, что мы видим, «природное» и происходит в силу законов природы. Законы природы немилосердно, не отличая хорошее от плохого, управляют человеческой жизнью, и ни чудо, ни какое-либо божественное предопределение сюда не вмешиваются. Всё, что лежит за пределами этой жизни, является навеки непостижимой тайной, и вместе с прекращением дыхания для человека останавливается всё, абсолютно всё сущее. Не надо мучать себя неразрешимыми вопросами о возникновении космоса и конечной цели его существования. Нужно думать, чувствовать и жить в пределах осязаемого, тогда всё сущее будет не загадкой, в которую вмешиваются неизвестные нам силы, а простым природным процессом, прогрессом, когда весь мир с человеком во главе движется на пути от менее совершенного состояния к более совершенному – как материально, так и духовно. В вопросах морали всё сверхъестественное вызывает подозрения и должно быть отвергнуто. В альтруизме нет ничего тайного, религиозного и философско-мистического, это просто «разумный эгоизм». Альтруизм – не чудо, он проистекает из самой человеческой природы. Каждая победа человеческого разума является также победой человеческой любви.
