И не надо думать, что упомянутые тщательно составленные предписания, ханжеские и формалистские, преграждают путь настоящему личному произволу; нет, Россия есть и остаётся в этом отношении Россией, как я уже ранее отметил. Однажды в трамвае я разговорился с одним молодым человеком. Он любезно составил мне компанию, чтобы показать дорогу. Юноша оказался электриком, и, как истинный русский, готовый излить душу на тему своей частной жизни, принялся рассказывать о своих затруднениях. Он приложил столько усилий, чтобы его приняли в вуз: проработал установленное законом время, что подтверждают документы, доказывая его квалифицированность, однако ему было отказано в поступлении на том основании, что «по его внешности не похоже, что он принадлежит к рабочему классу». Дело в том, что это был молодой человек приятной внешности, из культурной семьи среднего класса, а работе в мастерской он обучался отчасти за границей, в Берлине.
Не надо думать, что этот случай – нечто исключительное. Произвол нашёл благодатную почву. Похожая история произошла с сыном меховщика, желавшим поступить в консерваторию. Юноша, способности и подготовка которого получили превосходные отзывы, не был допущен в учебное заведение; он не добился нужного «направления» от коммунистов, и, кроме того, был сыном «буржуя». Отец, ныне мелкий ремесленник, рассказывал ему, что в своё время руководил фабрикой. Таким образом, даже в сфере искусства потомков буржуа притесняют, преграждают им путь к развитию, если того пожелают господа…
Что касается коммунистических школ, рассчитанных более или менее на то, чтобы дать образование будущим пропагандистам, там правила приёма, разумеется, ещё более жёсткие. В Университете Свердлова в Москве, например, требуется три года практической работы на партию и «рекомендация» от комитета по месту работы; из школьных знаний необходимо умение «читать, писать и хорошо выражать мысли, делать вычисления, в том числе с дробями» – то есть довольно скромные, по нашим понятиям, знания; но далее значится, что доступ к обучению имеют только рабочие и крестьяне, в отличие от «интеллигентов» или детей таковых. За выполнением последнего пункта следит отдельная контрольная комиссия. Нашей коммунистически настроенной молодёжи из «интеллигентных» семей стоит взять на заметку следующее: как бы фанатично они ни поддерживали пролетариат, они не смогут стать его частью, у них никогда не проявятся его священные инстинкты во всей полноте, так что небеса для них навеки недостижимы. Но, конечно же, они могут смотреть из окон и кричать «ура».
* * *
В столкновении с реальной жизнью, со здравым смыслом и природной человечностью эта доктринёрская система, разумеется, часто даёт сбой. Но даже если абитуриента после экзаменов зачислят в учебное заведение, несмотря на то, что он не достаточно пролетарий по происхождению, образу жизни в прошлом, мышлению и вере в настоящем, – не надо думать, что тем самым он оказался вне опасности со стороны господствующей тирании.
Коммунистический режим в виде «ячеек» проникает во все вузы. Уже упоминалась решающая роль таких ячеек в отношении студенческих комитетов, которые должны принимать участие во внутреннем руководстве университетом и осуществлять контроль. Однако эти ячейки становятся источником шпионажа и доносительства в отношении студентов и профессоров. Только не ясно, на кого эта система оказывает более разрушительное влияние в моральном плане: на тех, за кем следят, или на самих шпионов. На таком прекрасном поприще фанатики и карьеристы сотрудничают с агентами государственной полиции, все – на службе коммунистической секты. Охота за антиреволюционными, буржуазными высказываниями и симпатиями часто ведётся с исключительным рвением, нормы приличия всячески нарушаются. Угроза отчисления или увольнения по причине неправильных убеждений висит над головой человека, как дамоклов меч, на протяжении всего времени, пока этот человек числится в вузе.
Я, разумеется, вовсе не хочу обвинить всех молодых студентов с коммунистическими взглядами в такого рода мерзостях. Многие, даже могу с уверенностью сказать большинство, считают, что это ниже их достоинства. Многие, согласно надёжным сведениям, перестают работать на партию, испытывая неприязнь к таким гнусностям, и отмечается активная оппозиция против той системы, которую практикует коммунизм. Но пока оппозиции ещё не удалось со всем этим разобраться. В качестве примера того, чему могут подвергнуться русские студенты, приведу один случай, о котором стало известно, пока я был в Петрограде. Семнадцать студентов университета находились под арестом – такое может произойти по целому ряду различных причин. ГПУ предложило арестованным освобождение при условии, что они станут в вузе шпионами и агентами от этой благородной организации. Молодёжь отказалась и потребовала, чтобы это постыдное предложение было занесено в «протокол». Но на это ГПУ не согласилось, предложение должно было рассматривать не иначе, как носящее «частный характер». Тогда студенты сами составили и подписали протокол дела, который затем был повешен в университете. И хотя протокол немедленно сняли, сведения о деле успели распространиться, став настоящей сенсацией. Те семнадцать студентов, естественно, были сосланы в Сибирь.
X. Средняя общеобразовательная школа. Откровение св. Бухарина
Позвольте мне в дополнение к впечатлению от вузов привести также некоторые наблюдения относительно более ранней ступени обучения. Средние общеобразовательные школы в столицах, как почти вся жизнь в диктаторской России, в целом представляют собой явление какого-то необычайного упадка и хаоса. Сведения о них часто противоречивы – необходимо каждое учреждение оценивать по отдельности и соблюдать осторожность с обобщениями.
Нет сомнения, эта сфера не страдает от нехватки законов и предписаний. Прожектёрство и сиюминутная мода расцветают здесь пышным цветом, ведь дети и педагогика играют крайне важную роль в создании коммунистического общества, в связи с чем социальное обеспечение и воспитание детей в определённой мере становятся чем-то вроде авансцены. Тем не менее отдельные личности, организаторы, педагоги, несмотря на эту неразбериху, а отчасти и благодаря ей, обладают на самом деле значительной свободой, пока у них достаточно личной энергии, гибкости и заинтересованности.
Можно поистине испугаться. Толстовские методы, рассчитанные на группы из пяти-шести учеников, применяются в огромных классах, где подобные идеи обречены на провал; экзамены и наказание за плохое поведение отменены, но в то же время дети есть дети, так что три четверти обучения уходят в никуда, а о дисциплине и вовсе говорить не приходится; во главу ставятся не только интересы ребёнка, но и его мнение, в результате получается, как будто скорее ребёнок направляет учителя, а не наоборот. Вот на что следует обратить внимание и что можно услышать от родителей, которые теперь имеют право посещать уроки и поражаться тому, что слышат и видят. Многие русские особенно беспокоятся из-за ухудшения ситуации в школе. Я слышал, как университетские профессора подчеркивают, что неразбериха и разнообразие проектов по преобразованию университетов – это, конечно, скверно, но надежда на лучшее всё же есть; а вот со средней школой, где учатся будущие студенты университетов, дела обстоят хуже.
