– Здравствуй, тетушка Лика!
Первым в дверь шагнул Борис и, нагнувшись, коснулся губами морщинистой щеки.
– Здравствуй, Боренька! – Она, неожиданно улыбнувшись, схватила его рукой за рукав. – Проходите! Как я рада! Представь мне, пожалуйста, свою спутницу!
– Моя подруга Елена.
– Вы, наверное, работаете вместе? – Она сощурила глаза, вглядываясь в мое лицо. – Вы хорошенькая!
– Спасибо! Работаем. – Ответила я.
Тетя суетилась, пытаясь забрать у нас куртки. Бедная старая слепая женщина! Как она обрадовалась Борису!
– А ты знаешь, у нас гости! – Громко прошептала она, глядя, как Борис развешивает одежду.
– Да ты что! – Он снял ботинки и просунул ноги в тапочки. – И кто же?
Мне тоже пришлось переобуться. Не пачкать же паркет кроссовками?
– Владлен Семенович, Нона Ивановна… Ой, он читал нам новые стихи! Говорит, скоро выйдет из печати его книжка!
– Вот как? Их в нашей стране кто-то читает? Или он будет рассовывать по знакомым экземпляры с автографом?
Я хихикнула. Мне показалось, если бы тетя Лика посмела бы, то рассмеялась. Но вдруг она тревожно посмотрела на Бориса и снова схватила его за руку.
– А еще пришла Полуденцева с Ирой.
Борис выпрямился и опустил руки.
– О, как! С чего бы это? Их вообще, кто приглашал?
– Ну, на такие праздники не приглашают. Люди приходят сами. Они такую роскошную шаль Виолочке подарили! А мне – перчатки. Теплые.
И худенькая Лика потерла сухие пальчики.
– Значит, шаль? Хорошо.
Лицо Бориса стало каким-то узким и сосредоточенным. А также очень спокойным. Я не знаю, но мне кажется, так бы мог выглядеть снайпер, сидящий в засаде и знающий, что цель никуда не уйдет. Все дело только во времени.
– Идемте же к столу!
– Тетушка Лика, а где я могу сполоснуть руки? – Поинтересовалась я. – И пописать. – Добавила, когда Борис по длинному коридору, даже и не вспомнив обо мне, прошел в комнату.
– Вот тут, за углом. – Лика показала мне на двери, а сама поспешила в гущу событий.
До меня донеслись возгласы приветствий, искусственно веселый тон Бориса и растянутые гласные женского голоса.
Мне стало как-то неуютно и тревожно. Я не люблю общество манерных дам, насквозь пропитанное жеманностью и ложью. Да, возможно, это мои плебейские корни. Но, как мне кажется, нормально воспитанные люди никогда не станут подчеркивать, что ты, случайно оказавшись на их празднике жизни, пришел не в той одежде. Адекватных людей не станут шокировать ногти с заусенцами и без лака… Согласна, зрелище малоприятное, но ты же не специально! Просто так получилось. Ладно, в конце концов, это не моя семья, вижу я их в первый и последний раз. И вообще все претензии к сыночку Боречке.
Помыв руки и промокнув холодной водой уже уставшие глаза, я самостоятельно пошла по коридору, предварительно заглянув на кухню. Там, около форточки, курил какой-то молодой человек.
– Здрассте! С Новым Годом! – Кивнула ему. А ничего кухонка, большая. И высокое, с широким подоконником, окно. Наверное, когда под окнами колышут кронами старые березы, прилепившиеся к газону у подъезда, здесь весьма мило.
– Здрассте! – Внезапно разулыбался мужчина. – Вас как зовут? И какими судьбами?
Он подошел ко мне и фамильярно подцепил под руку. Его выдох пах коньяком и сигаретами. Я слегка повернула голову и помахала перед носом рукой.
– Ну да, – подтвердил он. – Немного выпил. Там такая тоска! Зеленая, как змий. А моя матушка глядит им в рот. А ты с кем?
– Да так, случайно занесло. Сейчас поздороваюсь и уйду.
– Хорошо тебе, – вздохнул он. – А у меня квартира на Цветном бульваре!
– И что? Сегодня собрание владельцев недвижимости Центрального Округа?
– Шутишь! Так мать ее может брату подписать! У него есть свое жилье. А я-то с мамкой живу! Продаст завещанную долю, и что я буду делать?
– Бяда… – скопировала я свою вечно подглядывающую соседку.
– Вот и я о том же! – Уныло подтвердил тот.
Бесконечный полутемный коридор, наконец, закончился, и я избавилась от пытающейся прощупать миллиметры моего жирового слоя руки. Замерев на пороге большой комнаты, можно сказать, «залы», я рассматривала в ее полутьме сидящих за столом гостей. У окна, сверкая лампочками, отбывала свой короткий век живая, вернее, уже мертвая елка. Но ее труп изумительно пах хвоей. На столе сияли два подсвечника по три свечи и еще один – на пианино в углу. Там же, в позе Наполеона и лицом ко мне, стоял кругленький лысенький мужичок где-то за семьдесят. В руках у него были белые листки, а на носу – роговые, остромодные очки. Остальные смотрели в его сторону.
Твой завернутый рот паутиной
Тонкой шали меня целовал
Ты была, как кувшинка, невинной,
Пах зимой нежных щечек овал…
Бесконечно поникшие плечи
Изнывают истомой внутри.
Ты со мной, но квартира далече…
Слезы страсти моей оботри
И пролей на алтарь моей грезы…
Перед ним – чаша ярких страстей -
Телу юному плен и угроза.
Ах, была бы пред нами постель…
Мне захотелось… нет, не смеяться. Ржать. Наверное, я в поэзии не очень. Так же, как и в некоторых музыкальных опусах: чего-то не понимаю. Честно пыталась разобраться, но произведения не в склад, не в лад и не в ноты, и к тому же, с отсутствием вполне определенного смысла, считаю бесполезной и халтурной работой. А может, как потомок крестьян, я просто не в силах проникнуть в настолько высокие сферы? Кто там отвечает за полет мыслей? Пегас? Вероятно, когда стихи сочинял этот дяденька, спешащую к нему крылатую лошадь подбил камнем алкоголик Вася из соседнего подъезда. C последующим сотрясением мозга.
Тем не менее, не дожидаясь окончания чтения этого, без сомнения, шедевра современной поэзии, я захлопала в ладоши и негромко крикнула «браво!». Зачем? Да затем, что в мои планы совершенно не входило зависание в квартире матери Панкратовых. У меня там дети по улицам болтаются…
Дяденька приподнял очки и посмотрел на меня. Мужчинка за спиной постарался затеряться в темноте.
– Вы великолепны! – Кивнула я головой. Ну не стихи же его хвалить?
Но тот, видимо, все понял иначе.
– Здравствуйте, прекрасная молодая незнакомка! – Проворковал его голос. – Я удивлен, что молодежи знакомо чувство прекрасного, и восхищен, что Вам так понравились мои скромные вирши…
Нет, каюсь, грешна, но я не стала его разубеждать. В конце концов, каждый развлекается, как умеет. Главное, чтобы подобным мусором не засоряли мозги детям в школах.
