– Н-нет, вы ошибаетесь, мне очень весело.
– А не хотите ли потанцевать? – Задал мне вопрос шеф.
Наступила минута молчания, в течение которой брови наших дам ползли вверх, а подбородки – вниз. Светины глаза пылали, словно угли, на которых моя тушка уже поджаривалась под свист чертячьих хлыстов. Татьяна Петровна неверяще посмотрела на мою отчаянную физиономию, а затем – на улыбающееся и непроницаемое лицо шефа. Ксения Григорьевна пихнула ладонью голову котика, уже занырнувшего носом в ее декольте. Видимо, он отвлекал ее от просмотра неоднозначной ситуации. Надежда Викторовна хмыкнула и дернула себя за сережку, что означало крайнюю степень задумчивости, а Ирочка попыталась спрятаться за своего кавалера.
– Н-нет, – я скосила глаза вниз и в сторону, – у меня немного жмут туфли! Ошиблась с размером!
Эти жалкие оправдания не были приняты в расчет ни одним из моих коллег. Александр Александрович, так и не взглянув в сторону Светы, медленно поднялся из-за стола и плавной походкой матерого кота подошел к моей сжавшейся и обреченно глядевшей на него персоне. Протянув руку, он сказал голосом, которым обычно отдавал приказы:
– Не упрямьтесь, Леночка, я не отдавлю вам, в отличие от вашего соседа, ноги!
Другой рукой он взялся за спинку моего стула и, немного отклонив его назад, развернул меня к себе. Я прикусила губу и подала ему руку. В конце концов, если пропадать, так с музыкой… И мы пошли танцевать.
Естественно, я ни одной секунды не допускала мысли, что шеф, годами не видевший во мне женщину и, возможно, вообще обращавший на меня внимания не больше, чем на компьютер, внезапно нашел меня привлекательной. Нет-нет! Вдыхая запах его парфюма и любуясь твердым мужским подбородком, я думала, насколько большая кошка пробежала между ним и Светой, а также что мне за этот танец будет. Может тоже, как Оксаниным мужичкам, придется занимать очередь на биржу? Ой, как не хочется! Мне ж еще сына поднимать. Вспомнив Сережку, отца и мать, я чуть не прослезилась, насколько мне себя и их стало жалко.
– Ты чего сопишь? – Неожиданно раздался голос Саныча над моим ухом. – Или наш танец не понравился?
«Скорее, партнер» – честно ответила я про себя, старательно не встречаясь с ним глазами.
– А трясешься чего? – Насмешливый голос раздавался то в одном, то в другом ухе.
У меня было всего два варианта развития событий. И оба мне не нравились, поскольку конечным итогом все равно было увольнение по собственному желанию. Поэтому я спросила:
– Скажите, Александр Александрович, зачем Вы меня стравливаете с коллективом? Для вас это – развлечение, а для меня – потеря рабочего места и очень хорошей зарплаты. Я понимаю, что для Вас я ровным счетом ничего не значу. Ведь меня можно заменить кем угодно. Но у меня сын. И я хочу его вырастить образованным человеком.
– Вот как ты обо мне думаешь? – Саныч, едва касаясь кожи, убрал с моего лба челку и заглянул в глаза. – А если ты мне нравишься?
Я вытаращила глаза и, вытащив из его руки свою руку, перекрестилась:
– Чур меня!
Он расхохотался. Когда я развернулась лицом к кабинету, то в двери увидела напряженно блестящие глаза наших женщин.
Танец кончился, но шеф крепко держал меня за руки. Дернувшись пару раз и сообразив, что сопротивляясь, выгляжу глупо, я смирилась с судьбой. Музыка заиграла снова, и шеф опять закружил меня по танцполу, где уже танцевали строители и торгаши.
– Хорошенькая девочка, – сказал, приблизившись к нам с партнершей, директор «Морского», – уважаю Ваш вкус.
Саныч кивнул и усмехнулся. Я чуть не зарыдала. Все, пройдут праздники, начну искать работу.
– Видишь, я не кусаюсь. – Дохнул на меня шампанским Сам и повел в кабинет.
Посадив на стул, он галантно поцеловал мне руку и пошел на свое место рядом со Светой, которая тут же вскочила и вышла вон. Саныч налил себе водки и, приподняв рюмку чуть вверх, громко сказал:
– Спасибо, Леночка!
И выпил. Вокруг, если не считать звуки музыки, стояла тишина. Женщины смотрели на стол и делали вид, что все в порядке. Кавалер Ирины еще не успел дожевать рыжую лисичку, как она не выдержала и, вскочив, дернула его за руку:
– Идем!
Тот бросил салфетку и поспешил за девушкой. Ксения расстроено посмотрела на своего котика, который блаженно пускал слюни на ее круглом плече.
– Эй, – она пихнула его кулаком в бок, но он продолжал спать и не реагировал, – вот дурак!
Голова мотнулась, а тело сползло по спинке стула. Котик из разряда домашних на глазах становился помоечным. Ксения встала и, задвинув стул, прошмыгнула вслед за Ирой. Мой безымянный мужичок пил и ел впрок, Надежда Викторовна, хмурясь, комкала салфетку.
Все, хватит. Я встала и, не глядя ни на кого, громко стуча каблуками, вышла в общий зал. Где там мой номерок?
Я уже надела шубу и собралась на улицу, как вдруг, перекрывая звуки музыки, откуда-то из глубины здания послышался женский визг. Серьезные охранники, топая туфлями, словно сапогами, быстро проскочили мимо меня в зал. Мы с гардеробщиком посмотрели друг на друга.
– Что-то случилось! – Озвучил он мою невысказанную мысль.
И буквально через минуту один из секьюрити вернулся.
– Дамочка, пройдите в зал! – приказал он мне.
– Зачем? – вцепилась я в ручку двери. – Меня знобит. И вообще, на дворе предновогодняя ночь и голодные маньяки!
Он посмотрел на меня бешеными глазами.
– Сейчас приедет полиция и разберется, кто из вас – маньяк. Идите и не вынуждайте меня применить силу.
Мужчина действительно не шутил.
– Да что случилось?! – мы с гардеробщиком синхронно озвучили общую мысль.
– Крупные неприятности. – Наклонившись над моим ухом, он добавил: – У кого-то из вас!
– Почему? – Я немного отстранилась от его фамильярной близости.
– Дамочке в туалете разбили голову.
Я отпустила руку от двери и прикрыла ей рот.
– Кто-то залез в окно? – Сразу задала вопрос. – Или прошел через служебный ход? А ее ограбили?
Тот молча взял меня под локоть железными пальцами и проводил в зал.
Музыка смолкла. Все, тихо переговариваясь, сидели на стульях. Ирочка, бесцеремонно задрав короткую юбку, сидела на краю сцены, пила воду, икала и плакала. Я подскочила к ней.
– Ир, что случилось? Тебя обидели?
Та посмотрела на меня и зарыдала еще сильней. Черные дорожки несмываемой туши текли по румяным щекам. Я достала платок.
– Ну, перестань. Что ты так ревешь?
Она опять подняла на меня зареванные глаза:
– Елена Михайловна, – прорыдала она, – Свету убили! В туалете!
Ирочка повисла на моей шее, орошая слезами мою любимую норковую шубку.
