Все мои спали. Я потушила верхний свет и включила маленький настенный светильничек над столом. Потом, отыскав сумку, залезла в нее и вытащила тебя, мой любимый красненький дневник. Вот как чувствовала, что надо взять с собой! Устроившись поудобнее, я взяла ручку…
04.01. в 23.45
И почему в последнее время я всегда хочу спать? Может, в будни заглянуть к невропатологу, и он пропишет таблеточку? Ладно, мой хороший, к тебе этот вопрос совершенно не относится. Уже радует то, что мытарства сегодняшнего дня закончились, и я дома, в деревне. Отмыла себя под душем… Какое чудо! Включила телевизор и тут же выключила. Смотреть там не на кого, да и нечего. Тогда я легла в кровать и снова схватила мою любимую красную тетрадку. Малыш! Как мало осталось в тебе страниц! Но, думаю, повествование о безумном новогоднем празднике все же войдет сюда целиком… Ну, я постараюсь писать поубористей. И покороче. Начнем?
В половину десятого утра меня разбудил… телефон. На определителе было написано всего три буквы: «шеф». Удивившись, я нажала на прием.
– Леночка? Доброе утро! – Ворковал в трубке голос Александра Александровича. – А ты где?
– А что, мне сегодня на работу? – Поинтересовалась я.
– Нет, что ты… Просто хотелось узнать, чем занимаешься, где находишься…
– С сыном на даче. Каникулы!
– Ах, ну конечно! Ты случайно не в курсе, куда уехал мой брат? Никак не могу до него дозвониться.
– Нет, а что-то случилось еще?
– Типун тебе… – Испугался Сам Саныч. – Все хорошо, только он обещал приехать.
– Может, в дороге? А телефон разрядился…
– Точно. Но если случайно его увидишь, попроси перезвонить.
– Увижу… – Вздохнула я. Чего скрывать, ведь все равно за собой потащит. – Когда увижу, обязательно передам.
– Отдыхай, Леночка… Извини, разбудил, наверное?
Вот именно с этого все приличные люди и начинают: с извинений.
– Разбудили. Но все равно пора вставать. До встречи, Александр Александрович!
– До встречи, Леночка!
Я выползла из-под одеяла. В доме уже было тепло, и раздавались негромкие голоса мамы и Сережки. Мама шикала, а сын упрямо пытался повысить голос. По привычке, в одних носках добежав до окна, чтобы полюбоваться чистым снегом и солнечным утром, я увидела греющую душу картину: папа и Борис отгребали от дома снег и вывозили его в канаву за забором. Получается, нагло сплю я одна? Ну да, засиделась, записалась… Так потом будет о чем вспомнить, когда все закончится!
– Мам, Сереж, я проснулась. – Оповестила домочадцев и открыла дверь, с удовольствием принюхиваясь к запаху домашних блинчиков с мясом. Сережка уже заканчивал завтракать, и над его губами красовались длинные сметанные усы.
– Мамуль, привет, – махнул он вилкой. – Можно, я пойду к Вике? Мы хотели поехать на лыжах в лес. Хочешь с нами?
– Сынуль, мне надо с Борисом Александровичем в город. Заканчивать то, что еще не закончено.
– Но ты хоть вечером приедешь?
– Скорее, завтра. Все будет зависеть от обстоятельств.
Я подхватила на вилку один из немного остывших блинов и, обмакнув в стаканчик со сметаной, с удовольствием начала жевать.
– Вкусно! – Оценила я материны труды.
– Ты бы оделась. – Поморщилась мама. – В доме посторонний мужчина, а ты в майке и старых леггинсах. Не стыдно?
– Стыдно. – Согласилась я. – Только он не в доме, а на улице. Серый, а ты что отлыниваешь?
Кивнула в сторону окна.
– Твой Борис сам деда вытащил. Сказал, что пока ты спишь, надо размяться. Ну а дед увязался за компанию. Вот и разминаются!
– Баб, мам, я пошел! – Сын надел теплые штаны, лыжные ботинки и куртку. – Привезти ветку с шишками?
– Если висит над тропинкой, привези. Специально не рви. Телефон не забудь!
Дверь хлопнула.
– Интересно, надолго это у них? – Мама посмотрела в окно на убегающего с лыжами внука.
Вот Сережка вышел в калитку, бросил на дорогу лыжи и поставил палки. Потом пожал руку подошедшему Борису и кивнул деду. Застегнув крепления, он понесся к дому Вероники.
– Не знаю, – ответила я, прихватывая второй блин, – время покажет.
– Лучше бы оно тебе показало! Такой мужчина и без женщины! Штаны одень! И свитер.
– Может, стоит перед ним походить в неглиже? – Раздумчиво сказала я, поглядывая на маму. – Вдруг формы оценит?
– Неряху не спасут даже формы!
Тряпка, стукнувшая по моим нижним девяноста шести, заставила меня с хохотом умчаться в комнату. Ведь действительно, после завтрака мы снова поедем в город.
Я собрала сумку, надела джинсы и свитер.
– Борис Александрович! – Мама встретила вошедшего в дом Борю, как дорогого зятя. Мне даже стало как-то неловко. – А я душ налила! Водичка горячая! Идите скорей, пока не остыла!
– Марина Сергеевна, а Лена встала?
– Встала… Собирается.
– Доброе утро, Борис! – Выйдя в кухню, я засияла офисной улыбкой. – Как спалось на новом месте? Снились жениху невесты?
– Лена! – Покраснела мать.
– Отчего же не сниться, снились.
Борис снял телогрейку и свитер. А потом, совершенно не стесняясь, майку. Мысли, пришедшие нам с мамой в головы, в кои-то веки совпали.
– Боренька! – Всплеснула мама руками. – Какой ты худенький! Господи, и покормить мальчика некому! Вот если бы ты жил у нас, я бы тебя откормила!
Да… Мышцы и кости. И еще шрамы. На животе рубец спускался куда-то под пояс джинсов, а на груди, недалеко от сердца, собирался лучами.
Перехватив наши потрясенные взгляды, он вдруг покраснел и прикрылся майкой.
– Осколки. Война.
И быстро зашел в душ.
– Ты дура. – Тихо сказала мама. Потом подумала и добавила. – И он – дурак. Тянется и боится. Он хоть был женат?
– Был. Полуфиктивно.
– Как это? – удивилась она.
– У девушки был свой кавалер.
– А зачем …?
– Мама захотела.
Тут в дверь вошел отец, и пришлось сменить тему.
Через полчаса мы сидели за столом и молча уплетали блинчики. Оказывается, в первой партии они были с творогом. Мама, сердобольно глядя на Панкратова, подкладывала ему то сметанки, то еще блин. Но все хорошее имеет свойство заканчиваться. Посмотрев на меня, Борис спросил:
– Готова?
Я вздохнула и кивнула.
– Не хочется уезжать? – Улыбнулся мужчина.
– Объелась. – Честно ответила я.
